Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
Пелюх передал, что Зубрич велел ждать его возле дороги, которая ведет в
Крыты. В лесу, километра за два от местечка. Через час...
Дорога была тихая, безлюдная. Навстречу тянулся вначале березняк, позже
сосны вперемежку с березами. Уже когда подходил туда, где, по его расчету,
надо было ждать, Евхим уловил впереди поскрипывание телеги, ехавшей со
стороны Крытов; сошел с дороги, спрятался в зарослях. На телеге сидело
двое мужиков: один управлял,
управлял, был в свитке, в старой шапке, с рыжей бородой - деревенский
мужик; дремавший - молодой, в пальто с поднятым воротником. Со стороны
видно было - городской гость, какой-нибудь уполномоченный...
Зубрича пришлось ожидать долго. Услышав легкий бег колес, Евхим не
вышел на дорогу, смотрел из-за дерева, сквозь чащу зарослей; решил выйти,
когда удостоверится, что это именно Зубрич. Ехал действительно Зубрич, на
легкой, с рессорами, бричке, в полотняном плаще с капюшоном, в выгоревшей,
с помятым козырьком фуражке. Сидел так, что можно было подумать - скучает
дорогою, дремлет, однако Евхим издали заметил,что посматривает он
озабоченно.
Евхим, неторопливо раздвигая ветви, вышел на дорогу.
Зубрич спокойно, медленно подъехал. Исподлобья прострелил взглядом
дорогу впереди.
– Подвезете, может?
– сказал Евхим со скрытой насмешкой.
– Садись, - Зубрич придержал коня. Не принял игриво-насмешливого тона
Евхима, ответил сдержанно, серьезно.
Зубрич деловито шевельнул вожжами, бричка тронулась.
– В чем дело?
– Зубрич взглянул на Евхима строго, требовательно.
Евхим коротко, грубовато объяснил.
– Я знаю это, - ответил Зубрич, отворачиваясь от него.
Евхим заметил: и в тоне его, и в том, как отвернулся, смотрел куда-то
вперед, - недовольство} будто его побеспокоили изза пустяка.
Евхим разозлился. Почувствовал неприязнь к Зубричу, в нем появилось
желание противиться.
– Дак чего ж не сделали ничего! Пальцем не пошевелили!
– сказал грубо,
требовательно.
– Не могу.
– Зубрич будто не заметил Евхимова тона.
Или не посчитал нужным унижаться до этого тона. Мягко и как бы свысока,
поучая, растолковал: - Решение сверху. Решение Центрального Комитета! И
Советского правительства! ..
– Дак ничего и сделать нельзя?
– тем же тоном спросил Евхим.
– Можно бы, - мягко объяснил Зубрич.
– Да товарищи у вас шибко
грамотные. Товарищ Гайлис и ваш новый председатель колхоза...
Исключительную, можно сказать, похвальную активность проявил новоявленный
председатель!
Дошел до секретаря райкома товарища
председателем райисполкома товарищем Апейкой!.. Договорился не вообще, а
конкретно!.. Конкретно договорился, какой участок выделить! Мне сообщили
только решение! Конкретное! Я был бессилен!..
Зубрич развел руками. Евхима злило не только то, что он сказал, а и его
манера: кривляется, как на спектакле, как перед мальчишкой, когда такое
происходит!
– Что ж вы можете?
– сказал Евхим с презрением. Зло подумал про себя:
нашел на кого надеяться!
– Не надо истерики, - уже без наигранности, холодно произнес Зубрич.
–
Терпение и выдержка - вот что необходимо!
– Он заговорил сдержанно,
деловито: - Мы не можем не считаться с обстоятельствами. Обстоятельства
пока что, к сожалению, сильнее нас. Нам, независимо от наших желаний,
остается пока одно - ждать. Ждать, когда обстановка изменится. Станет
более благоприятствующей нам.
– Как же ето ждать? Жить уже невмоготу!
– возмутился Евхим. Возмутился
так, будто Зубрич в этом был повинен.
– Невесело жить, - согласился Зубрич.
– Не хочется петь хвалу жизни,
когда берут за горло...
– Он как-то внимательно посмотрел Евхиму в лицо,
помолчал, будто рассуждая, и вдруг сказал: - Но самое невеселое то, - что
это, можно сказать, начало. Что впереди - худшее...
– Чувствуя, как
насторожился, как ловит каждое его слово Евхим, он заговорил жестко,
безжалостно: - Большевистская партия только начала генеральное
наступление.
– "Партия" и "генеральное наступление" он произнес с особым,
зловещим смыслом. Почти повторил, будто подчеркнул: - Только начала
наступать на капиталистические элементы в деревне. Это значит - на мужика.
В первую очередь, известно, на мужика зажиточного, хозяйственного, который
именуется кулаком...
Партия не остановится, - будто нарочно, все больше тревожил он Евхима,
– не остановится, пока не доведет линию до конца. Пока, иначе говоря, не
сотрет мужика в порошок.
– Дак что ж делать?
– не спросил, а снова как бы обвинил Зубрича Евхим.
Странно, - то, что он и сам чувствовал раньше, услышанное теперь от
Зубрича, приобретало словно более грозный смысл.
– Это вопрос важный. И - сложный...
– Зубрич на минуту умолк.
– Если
думать реально, то в ближайшее время необходимо решить, как уберечь
имущество, капитал свой.
Задача почти невозможная при нынешних обстоятельствах.