Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
старый Корч, а царь перед ней!" - невольно усмехнулась Ганна, но усмешка
тут же и погасла: старик сверкнул на нее глазом, словно услышал ее. "Как,
скажи ты, читает внутри!" - мелькнуло у нее в голове.
Обед показался ей невкусным и долгим, и она обрадовалась, когда Глушак
поднялся: слава богу, кончилось! Отойдя немного в сторону с Хадоськой,
услышала, как Глушачиха, собирая ложки, пожаловалась старику:
– Находилась я за
– В голосе ее почувствовалась покорная
просьба: - Может, кто-нибудь помоложе?
– Возле молотилки расторопность нужна!
– сказал Халимон строго. Он
помолчал: - Ну ладно... Будешь солому откидывать.
Глушак позвал Хадоську, приказал стать к коням. Их как раз привели со
двора, и старик сам пошел к ним. Ганна слышала, как он спросил, хорошо ли
накормили, напоили коней, видела, как он взял за ногу гнедого, пощупал под
копытом. Затем он повел батрака к бревну, пододвинул к нему чугун, дал
хлеба, молча стоял, пока тот торопливо хлебал борщ.
Ганна не стала ждать Глушаковой команды, сама пошла в гумно, хотела
полежать на снопах в тишине. Но едва вошла, заметила, что вслед за ней
кто-то спешит. Это был Евхим.
–
– Устала?
– Может быть...
– Я сам запарился... Батько может уморить всякого...
– Евхим кивнул на
снопы, из-за которых уже виднелись два верхних ряда бревен: - Полезешь?
Хочешь - пособлю?
– Обойдусь!
Она ждала, что он отойдет, но Евхим или не понимал, или просто хотел
смутить ее, посмеяться. Ганна постояла немного и вдруг разозлилась: что ж,
пусть стоит, пусть смотрит! Ухватилась одной рукой за щель в стене, второй
– за сноп и, упираясь носками в бревна и снопы, стараясь прижимать юбку к
коленям, взобралась наверх. Уже на снопах оглянулась, перехватила его
горячий, жадный взгляд.
Но сказать ничего не успела: в гумно входил старик...
5
К вечеру обмолотили все: что значит молотилка - столько ржи за один
день вобрала! На другой день допоздна крутили веялку, ссыпали чистое зерно
в мешки, отгребали мякину. Старый Корч работал вместе с другими, и сам
минуты не постоял, и другим стоять не дал.
Евхим работал тут же, возле веялки. Казалось, он был таким же, как
всегда, и старался, как все. Но если бы ктонибудь мог заглянуть в его
душу, то увидел бы, что не рожь, не веялка, а совсем другое интересует и
тревожит его. Где бы он ни был, что бы ни делал, Евхим чувствовал и видел
одну только Ганну.
Он хорошо знал, что
ней: "Было бы о чем думать, по чему сохнуть! Была бы девка особенная
какая. А то ведь груди как груди, ноги как ноги. Груди - даже слишком
маленькие, как яблоки. И ноги тонковаты, слабые..." И обидно было думать,
что из-за этих поганых ног полночи не мог уснуть, все время они стояли
перед глазами, смуглые, упругие икры, голые колени. Лучше бы не смотрел,
когда она влезала на снопы.
"И собой не особенно видная - мелкота, поглядеть не на что. И лицо -
худое, скулы выпирают... Только и красы, что язык как бритва!.." Но
сколько них оговаривал ее про себя, сколько ни хаял, не помогало, - будто
опоенный зельем, думал и думал о ней, следил за ней беспокойным взглядом.
"А чего - дело молодое!.. Наше дело - не рожать!" - засмеялся он,
довольный таким простым, ясным выводом. Евхим был груб по натуре, склонен
к цинизму, который он считал обязательным признаком истинно мужского
характера.
При всем том вывод его был близок к истине: Евхим тогда и сам не верил
в серьезность своей привязанности к Ганне...
Старый Глушак вскоре заметил его взгляды, осторожные, будто невзначай,
ухаживания за Ганной, отвел Евхима за угол гумна и стукнул по голове
совком.
– За что?
– Чтоб не делал, чего не нужно. Жеребец!
– Уж и посмеяться с девками нельзя!..
– Не для того позваны!
– отрезал отец и добавил с упреком: - Нашел кого!
Глушак выпроводил сына с гумна, подальше от девчат, и Евхим весь день
тут больше не появлялся. Но когда вечером старик повез в амбар последний
мешок, когда на гумне остались только Хадоська и Ганна, которым Халимон
приказал подгрести, прибрать все, Евхим появился снова.
– Ой!
– разглядев его в темноте, обрадовалась Хадоська.
Ганна встретила Евхима язвительной усмешкой:
– Где это пропадал так долго?
– Работу дал старик, - неуверенно ответил Евхим.
И, чтобы изменить опасное направление беседы, неприятные расспросы,
спросил: - Ну, а вы как тут?
– Слава богу, - ответила Ганна, - без тебя не скучали!
Хадоська тихо, с упреком дернула ее за рукав. Евхим же будто не слышал,
не понял насмешки, постоял, повел глазами вокруг, проговорил спокойно:
– Темно уже!.. Можно и кончать!..
– Он вдруг попросил: - Знаешь что,