Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
– А почему бы и не похвалить себя, если другие не хвалят? Может, и есть
за что?
– Уга!
– только и сказала она с насмешкой.
Евхиму бросилась в глаза, под рваной ниже плеча холщовой кофтой,
полоска смуглой кожи, и горло перехватила горячая ревность.
– Дятлик твой, может, лучше?
Ганна ответила спокойно:
– Как для кого.....
На загоревшей до черноты шее под темными блестящими волосами,
повязанными ситцевым платочком,
– Ни к чему все это!
– проговорил он как мог весело, беззаботно.
– Что - ни к чему?
– Выдумываешь сама не знаешь что! Все равно не выкрутишься!
– От тебя?
– От меня.
– Уга! Напугал!
– Ганна засмеялась, и смех этот распалил в нем
упрямство.
– А что ты такое особенное? Не девка разве?
– Девка-то девка. Да и куры, говорят, не все рябые. Не одинаковые... Не
одинаковые, может, и девки?.. Не все же, может, как... Хадоська?!
Евхим от неожиданности онемел. "Знает? Знает уже? Почему она вспомнила?
Плакса эта рассказала?"
Надо было что-то делать, выбираться из западни. Может, она это просто
так, нечаянно, сказала? Может, она не знает всего?
– Хадоська - что?
– проговорил он осторожно.
– Хадоська, конечно...
девка... неплохая... Не прочь... Только - не по душе...
– Уже не по душе?
– А когда она была по душе? Просто липла ко мне, а обижать жалко
было... Не отгонял... Пусть липнет, мне что?
Ганна взглянула на него, будто хотела увидеть - правду или неправду он
говорит, но не промолвила ни слова, и Евхим успокоился: не знает.
Некоторое время рвали малину молча. Как и Ганна, он набирал полную
горсть, ссыпал в кувшин, стоявший возле нее в траве. Она не хвалила его,
не возражала, будто и не замечала. Иногда руки- их сталкивались, и, хотя
она сразу же отнимала свои, словно прикоснувшись к чему-то неприятному,
Евхим чувствовал, как в нем горячо, нетерпеливо дрожит все внутри, сохнет
в горле. Она была так близко, такая влекущая, такая желанная даже в своем
холщовом наряде.
Чем больше Евхим украдкой смотрел на нее, тем больше сохло в горле,
труднее было снова завязать разговор.
– Ты вот - не такая... Другая!..
– выдавил он, стараясь говорить
полушутя.
– И что в тебе такое, чем ты меня присушила?
– Видать, что высох! Одни скулы!
– А то нет?.. Ты, видно, у глинищанской знахарки зелья такого взяла!
– Плетешь неведомо что!
– Я плету? Сказала!..
Евхим вдруг обхватил ее одной рукой за плечи, другой - за шею, горячо
зашептал:
– Ганна! Ганнуля!..
– Ты - чего это? Постой!
– Нет, теперь уже не проведешь!
– Он попробовал улыбнуться, но улыбка
вышла невеселая, кривая.
– А зачем мне обманывать?
– Она поморщилась, как от боли.
– Не жми!..
Дохнуть не могу!.. Чуешь?!
– Все равно - не пущу...
– Дурной ты, смотрю я, - проговорила она, тяжело дыша.
– Ей-богу!.. С
виду - голова, не кочан... а разума - как у ребенка.
– Занимать не стану... Хватит с меня...
Она сразу ухватилась за его слова:
– Маловато... Не вредно бы и занять... Вырос до неба, а как к девке
подойти - не знаешь... Думаешь, силою все можно...
– А чего ж, если сила есть.-..
Евхим потянулся поцеловать ее, но она. откинула голову - не достать.
– "Чего, чего", - насмешливо передразнила она.
– То-то и видно, что ума
чересчур много...
Как ни тяжело было думать Евхиму, он заметил, что говорит она не
потому, что ей хочется говорить это, что за ее словами скрывается
непонятная хитрость. С толку сбить хочет, что ли?
– Ну, ну,- хватит! Поздно учить!..
– Не мешало бы!
– снова подхватила она и уколола: - Видно, другие не
научили?.. Хочешь, научу?..
– Зря стараешься!
– сказал он тоном победителя, вовремя разгадавшего
хитрость противника.
– Хочешь, скажу, как... ко мне подступиться? ..
– К тебе?
Хотя Евхиму показалось, что и тут скрывается какой-то подвох, слова эти
заинтересовали его.
– Сказать?
– Ганна шевельнулась, попросила: - Ты пусти, а то неловко...
– И не думай!.. Ну, так что надо, чтоб ты полюбила?
– Что? Скажу!..
– Она твердо взглянула ему в глаза.
– Одно - доброта!
По-хорошему чтоб!
– А-а... А я думал черт знает что!
– засмеялся Евхим.
Он сильной ладонью прижал к себе ее голову, хотел поцеловать.
– Люди!..
– ужаснулась она, будто кого-то заметив.
Но Евхим и не оглянулся:
– Ученый! Не проведешь!
Он силой поцеловал ее в щеку. В тот же момент Ганна так рванулась, что
Евхим с трудом удержал ее, но все же удержал. Видя, как покраснело от
напряжения и злости смуглое лицо ее, он гордо ухмыльнулся: что,
попробовала потягаться со мной!..
– Пусти!..
– глянула она на Евхима горячими, полными ненависти глазами.
Когда он увидел этот взгляд, у него ослабли руки. Может, и в самом деле