Люди сороковых годов
Шрифт:
Старик Захаревский (сама Захаревская уже умерла) обожал дочь, и они жили в их огромном доме только вдвоем. Женихов у сей милой девицы пока еще не было, - и не было потому именно, что она была горда и кой за кого выйти не хотела. М-lle Прыхина обожала Юлию и считала ее лучшим своим другом. О, наша милая Катишь была на это препредусмотрительная: у нее очень много было подружек. Одна у нее уйдет или рассорится с ней - она у другой гостит, другая сделается к ней холодна - она к третьей сейчас, - и у каждой из подружек своих она знала ее главную слабость; она знала,
– Какого я бель-ома встретила, боже ты мой, боже ты мой!
– говорила Катишь, придя на этот раз к подружке и усаживаясь против нее.
– Кто такой?
– спросила ее Юлия очень равнодушно.
Катишь ей неоднократно навирала и налыгала в этом отношении.
– Поль Вихров, - ах, какой красавец мужчина! Одет картинкой, ловок, умен!
Автор сильно подозревает, что m-lle Прыхина, по крайней мере в последнее свиданье, сама влюбилась в Вихрова, потому что начала об нем говорить почти с азартом каким-то.
– Где же ты видела его?
– спросила Юлия, которая отчасти уже слышала, кто такой был Поль Вихров, давно ли он приехал и сколько у него душ; о наружности его она только ни от кого не слыхала таких отзывов.
– Я его видела у Клеопаши, - отвечала Прыхина.
– Говорят, это ее обожатель, - проговорила, как будто бы больше нехотя, Юлия.
– Ах, вздор какой, он родственник только ей и довольно близкий по Имплевым, - подхватила Прыхина: она всегда всякую подругу свою скрывала и отстаивала до последней возможности.
Юлия на это ей ничего не сказала, но Катишь очень хорошо видела, что она сильно ее заинтересовала Вихровым, а поэтому, поехав через неделю опять к Клеопатре Петровне, она и там не утерпела и сейчас же той отрапортовала:
– Как одна особа влюблена в твоего Поля, - чудо!
– сказала она.
– Кто такая?
– спросила Клеопатра Петровна недовольным голосом.
– Юлинька Захаревская.
– Где же она его видела?
– Она его совсем не видала, но я описала его наружность, голос, ум, сердце и привела ее в совершенный восторг!
– Зачем же ты это делала?
– спросила Клеопатра Петровна.
– Ах, боже мой, зачем делала?.. Так, разговор был; надобно же о чем-нибудь говорить.
– Можно бы об чем-нибудь и другом говорить; ты понимаешь ли, что этим мне можешь повредить?
– Чем же я тебе могу повредить?
– возразила с удивлением Катишь, ей в первый еще раз пришла в голову эта мысль.
– А тем, что, когда они встретятся, Юлия непременно станет с ним кокетничать, и, разумеется, всякий мужчина ответит на кокетничанье хорошенькой девушки.
– О нет!
– воскликнула Прыхина.
– Этого никогда не может быть: Поль тебе верен, как я не знаю что!
– Ты-то пуще лучше его знаешь, чем я!
– проговорила, заметно рассердясь на подругу, Клеопатра Петровна и даже ушла от нее.
– Странная женщина, хочет своего адоратера не показывать никому, - не спрячешь уж!
– произнесла Катишь, оставшись одна и пожимая
Этого маленького разговора совершенно было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось на маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех людей, что там делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.
Юлию в самом деле, должно быть, заинтересовал Вихров; по крайней мере, через несколько дней она вошла в кабинет к отцу, который совсем уже был старик, и села невдалеке от него, заметно приготовляясь к серьезному с ним разговору.
– Батюшка, - начала она, - кто у нас в собрании будут нынешнюю зиму кавалеры?
– Кто? Я не знаю!
– произнес старик.
– Те же, я думаю: Иван Петрович и Петр Иваныч, - прибавил он уже с улыбкою.
– Батюшка, это ужасно!.. Я лучше не буду совсем выезжать, а то тратишься и беспокоишься, но для кого и для чего!
Захаревский пожал плечами.
– Что делать, перевелась нынче вся порядочная молодежь, - произнес он не без грусти.
– Говорят, в Воздвиженское приехал молодой человек Вихров, очень умный и образованный.
– Это Михаила Поликарпыча сын, слышал это я; человек, должно быть, и с состоянием.
– Съездите к нему и пригласите его бывать в нашем собрании; хоть один порядочный молодой человек будет у нас, с кем бы можно было слово сказать.
Старик Захаревский в мыслях своих совершенно одобрил такое желание дочери.
– Мне есть повод съездить к нему. Я продавал по поручению Александры Григорьевны Воздвиженское и кой-каких бумаг не передал его покойному отцу; поеду теперь и передам самому.
– Поезжайте и отдайте, а главное - в собрание его вытащите!
– Вытащу!
– отвечал Захаревский.
Подъезжая потом к Воздвиженскому и взглянув на огромный дом, Ардальон Васильич как бы невольно проговорил: "Да, недурно бы было Юльку тут поселить!"
С трудом войдя по лестнице в переднюю и сняв свою дорогую ильковую шубу, он велел доложить о себе: "действительный статский советник Захаревский!" В последнее время он из исправников был выбран в предводители, получил генеральство и подумывал даже о звезде.
Вихров поспешил выйти гостю навстречу. Захаревский низко и с уважением поклонился ему.
– Очень рад видеть ваше превосходительство у себя!
– говорил Вихров, сконфуженный даже несколько такой почтительностью Захаревского и ведя его в гостиную.
– Извините!..
– говорил тот, беря себя за грудь.
– Одышка от лет... не могу вдруг начать говорить.
Вихров спешил его покойнее усадить.
Захаревский, наконец, отдышался и начал неторопливо:
– Во-первых... я прибыл поздравить вас... с приездом и потом... передать вам по поручению прежней владелицы документы некоторые!
– И с этими словами он вынул из кармана толстый пакет и подал его Вихрову.