Люди сороковых годов
Шрифт:
На эти слова его один из лакеев вошел и доложил:
– Преосвященнейший владыко приехал!
– Проси в гостиную!
– проговорил торопливо Абреев.
– Pardon! обратился он к Вихрову и вслед за тем сейчас же прибавил: - Надеюсь, что вы сегодня приедете ко мне обедать?
– Очень рад!
– отвечал Вихров.
Они расстались. Проходя зало, Вихров увидел входящего архиерея. Запах духов чувствительно раздался за ним.
Вихров уехал в свой номер.
Обеденное общество Абреева собралось часам к пяти и сидело в гостиной; черноглазая и чернобровая супруга его заметно пополнела
– Вы из Петербурга теперь?
– спрашивала она его своим мятым языком.
– Нет, из деревни, - отвечал Вихров.
– Что же, вы в деревне и живете?
– Да, жил.
– А теперь где же будете жить?
– продолжала хозяйка.
– Теперь, вероятно, буду жить в Петербурге, - отвечал Вихров, решительно недоумевавший, зачем это ей так подробно нужно знать, а между тем он невольно прислушивался к довольно оживленному разговору, который происходил между Абреевым и его правителем канцелярии.
– Тут-с дело не в справедливости, - толковал с важностью молодой человек, - а в принципе.
Фигура Абреева выражала вся как бы недоумение.
– Каким же образом писать это в донесении, когда все факты говорят противное?
– произнес он.
– Факты представляют временную, случайную справедливость, а принцип есть представитель вечной и высшей справедливости, - возражал ему правитель канцелярии.
Абреев все-таки, как видно, недоумевал.
– Поставьте вопрос так-с!
– продолжал правитель канцелярии и затем начал уж что-то такое тише говорить, так что Вихров расслушать даже не мог, тем более, что из залы послышались ему как бы знакомые сильные шаги.
Вихров с любопытством взглянул на дверь, и это, в самом деле, входил Петр Петрович Кнопов, а за ним следовал самолюбивый Дмитрий Дмитрич, бывший совестный судья, а ныне председатель палаты.
Абреев нарочно пригласил их, как приятелей Вихрова.
– Знакомить, кажется, нечего!
– сказал он всем с улыбкою.
– Знаем-с друг друга, знаем-с, - подхватил Кнопов, целуясь с Вихровым.
Председатель тоже с ним расцеловался.
– Что батюшка, друг мой милый, - продолжал Петр Петрович плачевным голосом, - нянюшка-то твоя умерла, застрелил, говорят, ее какой-то негодяй?
Вихрова эти слова рассердили.
– Такими вещами не шутят!
– проговорил он.
– Не шучу, а плачу, уверяю тебя!
– произнес Петр Петрович и обратился уже к губернаторше.
– Никак, ваше превосходительство, не могу я здесь найти этого прекрасного плода, который ел в детстве и который, кажется, называется кишмиш или мишмиш?
– Ах, это нам из Астрахани возили с шепталой, - подхватила с видимым удовольствием хозяйка.
– Ваше превосходительство, - отнесся Кнопов уже к самому Абрееву, - по случаю приезда моего друга Павла Михайловича Вихрова, который, вероятно, едет в Петербург, я привез три карикатуры, которые и попрошу его взять с собой и отпечатать там.
– Какие же это?
– спросил Абреев, подходя к столу, около которого уселся Петр Петрович.
К тому же столу подошли председатель, Вихров и молодой правитель канцелярии. Кнопов вынул из кармана бережно сложенные три рисунка.
– Первая из них, - начал он всхлипывающим голосом
– Я не понимаю этого, - сказала хозяйка, раскрывая на него свои большие черные глаза, - что такое на поле чести?
– Честно уж очень она трудилась для него и деньги выработывала, отвечал Кнопов.
– Не понимаю, - повторила хозяйка.
– Ну, а это что же опять, на поле труда и пота?
– продолжала она.
– Ведь трудно, знаете, в некоторые лета трудиться, - объяснил ей Кнопов.
– Не понимаю!
– произнесла еще раз губернаторша.
– Ну, и не трудитесь все понимать, - перебил ее муж.
– Вторая карикатура...
– Вторая карикатура на друга моего Митрия Митрича, - отвечал Кнопов, это вот он хватает за фалду пассажира и тащит его на пароход той компании, которой акции у него, а то так-то никто не ездит на их пароходах.
– Тебе хорошо смеяться!
– произнес со вздохом председатель.
– Наконец, третья карикатура, собственно, на вас, ваше превосходительство!
– воскликнул Кнопов.
– Покажите!
– сказал Абреев, а сам, впрочем, немножко покраснел.
– Это вот, изволите видеть, вы!.. Похожи?
– Похож!
– А перед вами пьяный и растерзанный городовой; вы стоите от него отвернувшись и говорите: "Мой милый друг, застегнись, пожалуйста, а то мне, как начальнику, неловко тебя видеть в этом виде" - и все эти три карикатуры будут названы: свобода нравов.
– Такою карикатурою, какую вы нарисовали на Сергея Григорьича, вмешался в разговор правитель канцелярии, - каждый скорее может гордиться; это не то, что если бы представить кого-нибудь, что он бьет своего подчиненного.
– Да ведь это смотря по вкусу, - отвечал ему Петр Петрович, - кто любит сам бить, тот бы этим обиделся; а кто любит, чтобы его били, тот этим возгордится.
– Эх, mon cher, mon cher!
– воскликнул со вздохом и ударив Кнопова по плечу губернатор.
– На всех не угодишь! Пойдемте лучше обедать!
– заключил он, и все за ним пошли.
Обед был прекрасно сервирован и прекрасно приготовлен. Несколько выпитых стаканов вина заметно одушевили хозяина. Когда встали из-за стола и все мужчины перешли в его кабинет пить кофе и курить, он разлегся красивым станом своим на диване.
– Удивительное дело!
– начал он с заметною горечью.
– Ума, кажется, достаточно у меня, чтобы занимать мою должность; взяток я не беру, любовницы у меня нет; а между тем я очень хорошо вижу, что в обществе образованном и необразованном меня не любят! Вон Петр Петрович, как умный человек, скорее попал на мою слабую сторону: я действительно слаб слишком, слишком мягок; а другим я все-таки кажусь тираном: я требую, чтобы вносили недоимки - я тиран! Чтобы не закрывали смертоубийств - я тиран! Я требую, чтобы хоть на главных-то улицах здешнего города было чисто - я тиран.