Люди сороковых годов
Шрифт:
– Вот, барин, и не попали, - сказал ему лодочник.
– Ну, больше уж я не буду бить, ты бей!
– сказал Женя и опять принялся глядеть внимательно в воду.
Симонов стал веслом направлять лодку к другому месту. На корме между тем происходило неумолкаемое шептание.
– Ты будешь меня любить вечно, всегда?
– говорила Мари.
– Я никого, кроме тебя, и не любил никогда, - отвечал Вихров.
– Ну, смотри же; я на страшно тяжелый шаг для тебя решилась, ты, может быть, и не воображаешь, как для меня это трудно и мучительно...
– Но неужели же, Мари, душить в себе всякое чувство - лучше?
–
– Почти что лучше!
– отвечала она.
Вихрову, наконец, все еще слабому после болезни, от озерной сырости сделалось немного и холодновато.
– Однако не пора ли и домой, - я начинаю чувствовать дрожь, проговорил он.
– Хорошо!
– отвечала Мари.
Она, кажется, не помнила, где она и что с ней происходит.
– Домой!
– крикнул Вихров Симонову.
– Мало что-то нынче рыбы!
– произнес тот.
– Мало, - подтвердил и лодочник.
– А сколько камушков в воде, - сказал Женичка, еще раз заглянув в воду, и вскоре затем все вышли на берег и, прежним порядком усевшись в экипаж, возвратились домой.
Там их в зале ожидал самовар. Мари поспешила сесть около него. Она была бледна, как полотно. Вихров сел около нее. Женя принялся болтать и с жадностью есть с чаем сухари, а потом зазевал.
– Я, мамаша, спать хочу, - попросил он уже сам.
– Хорошо, - отвечала Мари с каким-то трепетом в голосе.
– Пойдем, я велю тебя уложить, - прибавила она и пошла за ребенком.
– Мари, вы еще вернетесь?.. Я спать не хочу!
– крикнул ей Вихров.
– Пожалуй... вернусь...
– говорила, как бы не торопясь и раздумывая, Мари.
– Я в кабинете буду вас ожидать, - продолжал Вихров.
– Хорошо, - отвечала опять неторопливо Мари и через несколько времени какой-то робкой походкой прошла в кабинет.
IX
ОТЪЕЗД МАРИ И СУДЬБА ИВАНА
Точно по огню для Вихрова пробежали эти два-три месяца, которые он провел потом в Воздвиженском с Мари: он с восторгом смотрел на нее, когда они поутру сходились чай пить; с восторгом видел, как она, точно настоящая хозяйка, за обедом разливала горячее; с восторгом и подолгу взглядывал на нее, играя с ней по вечерам в карты. Самое лицо ее казалось ему окруженным каким-то блестящим ореолом. Мари, в свою очередь, кажется, точно то же самое чувствовала в отношении его. Как величайшую тягость, они оба вспоминали, что им еще надо съездить к Живиным и отплатить им визит, потому что Юлия Ардальоновна, бывши в Воздвиженском, прямо объяснила, что насколько она была у Вихрова, настолько и у m-me Эйсмонд.
В одно утро, наконец, Вихров и Мари поехали к ним вдвоем в коляске. Герой мой и тут, глядя на Мари, утопал в восторге - и она с какой-то неудержимой любовью глядела на него.
Юлия Ардальоновна обрадовалась приезду m-me Эйсмонд, потому что он удовлетворил ее самолюбие. Что же касается до самого Живина, то он пришел в несказанный восторг, увидев у себя в доме Вихрова.
– Ты ведь у меня, у женатого, еще в первый раз, посмотри мое помещение, - сказал он и повел приятеля показывать ему довольно нарядно убранную половину их.
– Что ж, и отлично! Ты, значит, теперь у пристани.
– Да, слава богу, - отвечал Живин почти набожным тоном.
– А ты у этой барыни - не у пристани?
– прибавил
– О, вздор какой!
– произнес с неудовольствием Вихров и поспешил возвратиться в гостиную к дамам.
Ему уж и скучно стало без Мари и опять захотелось смотреть на нее. Мари тоже, хоть на мгновение, но беспрестанно взглядывала на ту дверь, в которую он ушел. Вихров, войдя в гостиную, будто случайно сел около Мари - и она сейчас же поблагодарила его за то взором, хоть и разговаривала в это время очень внимательно с Юлией. От той, конечно, не скрылись все эти переглядывания - и досада невольно закралась в ее душу; ее, главное, удивляло - что могло так пленить Вихрова в Мари. Она в ней только и видела одно достоинство, что та одевалась прекрасно; но это чисто зависело от модистки, а не от каких-нибудь личных достоинств женщины. Под влиянием этих почти невольных ощущений ей захотелось немножко посмеяться над Вихровым.
– Вы, Павел Михайлович, - отнеслась она к нему, - решительно не стареетесь: прежде вы были какой-то хандрющий, скучающий, а теперь, напротив, как будто бы одушевлены чем-то.
Вихров посмотрел на нее сердито: он думал, что она хочет выдать тайну его, и обозлился на нее.
– А вы так, наоборот, стареетесь очень, - проговорил он.
– Почему же вы это заключаете?
– спросила Юлия, покраснев в лице.
– Потому что болтушкой становитесь, - сказал он.
– Ах, как это хорошо, какой милый комплимент я от вас получила! воскликнула, в свою очередь, обозлившаяся Юлия.
Гости потом еще весьма недолгое время просидели у Живиных; сначала Мари взглянула на Вихрова, тот понял ее - и они сейчас же поднялись. При прощании, когда Живин говорил Вихрову, что он на днях же будет в Воздвиженском, Юлия молчала как рыба.
– Я до того, кажется, теперь дошла, - начала Мари, когда они поехали, что решительно никого не могу видеть из посторонних.
– Да и я тоже, - подхватил Вихров, - и бог знает, когда любовь сильней властвует человеком: в лета ли его юности, или в возрасте, клонящемся уже к старости, - вряд ли не в последнем случае.
– Ты думаешь?
– спросила Мари.
– Более чем думаю, уверен в том, - подхватил Вихров.
– Дай-то бог!
– сказала Мари.
Дома мои влюбленные обыкновенно после ужина, когда весь дом укладывался спать, выходили сидеть на балкон. Ночи все это время были теплые до духоты. Вихров обыкновенно брал с собой сигару и усаживался на мягком диване, а Мари помещалась около него и, по большей частя, склоняла к нему на плечо свою голову. Разговоры в этих случаях происходили между ними самые задушевнейшие. Вихров откровенно рассказал Мари всю историю своей любви к Фатеевой, рассказал и об своих отношениях к Груше.
– Зачем же эти отношения существовали, если, по твоим словам, ты в это время любил другую женщину?
– спросила Мари с некоторым укором.
– Но разве иначе могло быть?.. Могло быть иначе?..
– спрашивал, в свою очередь, Вихров.
– Да, но ты только сильно уж очень поражен был смертью этой девочки.
– Очень естественно: это не то, что обыкновенная смерть случилась, а вдруг как бы громом она меня поразила.
– А если бы этой смерти не последовало, и перед вами очутилось бы две женщины, - вам бы неловко было!
– заметила не без лукавства Мари.