Магнолия Паркс

Джесса Хэйстингс

Толпа, собравшаяся вокруг нас, ахает.

Облизываю губу, чувствую вкус крови. Подвожу взгляд на Ингленда. Он качает головой. Хочу, чтобы он отдубасил меня, обматерил, но не получится сказать чего-то нового, чего я еще не думаю о себе.

— Ненавижу тебя, — говорит Магнолия на безопасном расстоянии.

— Знаешь что, Паркс, взаимно, блять, — презрительно отвечаю. — Ненавижу тебя тоже.

Она вырывается из рук Генри и подбегает ко мне со слезами на глазах.

— Что с тобой такое? Что ты делаешь?

Я

кладу руку на ее грудь, чтобы между нами было расстояние.

— Держись от меня подальше, — говорю я.

Звучит так, будто я этого хочу, но на самом деле я боюсь самого себя.

Ее подбородок дрожит, когда Паркс тихонько спрашивает меня: — Почему ты снова употребляешь?

— Потому что ты убиваешь меня, Паркс! — кричу я. — Ты меня чертовски убиваешь! — вытираю глаза. Не знаю, когда появились слезы.

Она качает головой и хмурится.

— Ты правда пытаешься обвинить в этом меня? — она делает прерывистый вдох, глядя на меня как на насекомое. — Какого черта ты творишь?

— Теряю тебя, — отвечаю.

Она тянется ко мне.

— Это неправда.

Отталкиваю ее руки от себя.

— Прекрати это...

Она растерянно моргает.

— ...Ну, может, теперь ты действительно теряешь.

— Хорошо! — кричу с решимостью, которую ненавижу.

Она моргает.

— Хорошо?

Если бы у меня были специальные очки, чтобы видеть невидимые вещи (хотя они мне не нужны с ней), то сейчас бы разглядел то, что можно назвать «фатальным взрывом».

Я не знаю, что произошло, что именно нанесло такой удар внутри нее, но видел, как из ее нутра расходятся трещины.

Снова вытираю лицо. Руки становятся влажными.

— Я... чёрт! Что ты хочешь от меня, Паркс?

Она растерянно смотрит.

— Ничего!

— Ты ничего не хочешь от меня? — откидываю голову назад. — Тогда какого черта я здесь? Чем я занимался последние три года?

— Я не это имела в виду, — она качает головой. — Мне все равно, Бидж. Мне все равно, что ты расточаешь свою жизнь. Мне все равно, что ты слишком много пьешь по выходным. Я даже могу смириться с тем, что ты отвратительный бабник...

— Я бабник? — перебиваю я, качая головой, и подло смеюсь. — Ты просто жалкая, Паркс... — я смотрю на нее, выдерживая паузу, чтобы ее задело это, перед тем как нанести следующий удар. — Ты любишь меня. Все знают, что ты любишь меня! — говорю, махнув рукой между нами. — Я знаю, что ты любишь меня. Твой парень знает, что ты любишь меня. Даже ты знаешь, что любишь меня. Однако трахаешь ты его! — кричу, и мой голос звучит жестоко. — Так кто тут настоящая шлюха?

Том качает головой, пряча ее позади себя.

— Хватит! — говорит он мне.

«Хороший паренек», — пробегает мысль в глубине души. Я благодарен, что он обходится с ней так, как не способен я.

Паркс выглядывает

из-за него.

— Ты обещал мне...

Теперь она плачет. По-настоящему плачет. Она не плакала так с той ночи, когда я пришел к ней, пахнущий другой.

— Что поделаешь, — пожимаю плечами, будто мне совершенно безразлично. — Я многое обещал.

Она пялится на меня, едва кивая.

— Да, обещал, — её взгляд умоляет меня исправить это, пока ей самой не придется сказать то, что следовало давно.

Я ничего не говорю, ничего не делаю. Просто смотрю, как она ускользает. Наблюдаю за тем, как отталкиваю ее.

Паркс кивает с такой решимостью, что меня охватывает страх.

— Мне надоело ждать, что ты станешь тем, кем я тебя считала.

— Надоело? — переспрашиваю, резко вдыхая.

— Да, — едва слышно говорит она.

Я качаю головой.

— Не бросай слова на ветер...

— Послушай меня, окей? — она качает головой. — Я покончила с тобой. Это конец.

Я плотно сжимаю губы, прикрываю рот рукой, вытирая слезы, о которых даже не догадывался.

— Наконец-то, — всхлипываю.

И она начинает плакать, ее плечи трясутся, как буйок на волнах, и она никогда не плакала так перед кем-либо, кроме меня, и теперь она плачет здесь, на Харрингтон-роуд, на глазах у всех.

И даже несмотря на то, что я настолько раздавлен, каким не был уже много лет, еще и под кайфом, я начинаю задумываться, сколько людей в твоей жизни ты сможешь полюбить так сильно, как я люблю ее? Должно быть не очень много. Сколько раз тебе выпадет влюбиться при жизни? Скажите, что два.

Блять.

Прошу, скажите, что два.

Джона тянет меня назад, подальше от нее, и, кажется, я слышу, как рвутся нити, что связывали нас. Не два.

Джо оттягивает меня.

— Пойдем, хватит уже.

И я сопротивляюсь, потому что этого не хватит. Не существует такого слова, как «хватит», если речь идет о ней. И не будет никогда.

58. МАГНОЛИЯ

Не знаю, как добралась до дома после того. Не помню.

Помню, как Би Джей сказал «наконец-то», и помню, как Том обнял меня, отвел в сторону, и помню его запах — пачули, бергамот, лаванда, дубовый мох. Кажется, я вдыхала его аромат, плача у него на груди.

Я уснула так, будто голова коснулась подушки, и все исчезло. Наверное, от слез. Я не плакала так, как этой ночью, уже много лет. И этот сон подействовал как временная «стерка» для всего.

Потому что когда я открыла глаза, наступило уже утро.

Даже чуть позже.

Том лежит рядом, наблюдая за мной. Лицо у него грустное, довольно серьезное.

— Привет, — он выдает улыбку, больше похожую на хмурый взгляд.

— Привет.

Он убирает прядь волос с моего лица.

— Как ты себя чувствуешь?