Магнолия Паркс
Шрифт:
— Разве я соврал?
Он опускает голову и громко выдыхает. Я стараюсь не впутывать его в то дерьмо, что происходит между мной с Кристианом. Генри ненавидит это, и я его понимаю, ведь ненавижу это так же. Ненавижу, что это случилось, ненавижу, что он пошёл на это, ненавижу, что мы подрались из-за неё в переулке, и никто той ночью не победил.
Ненавижу все это.
— Что ты делаешь, Бидж? — спрашивает Генри мягким голосом. Я пожимаю плечами. Мне сейчас всё равно. — Она убьет тебя.
Я стараюсь скрыть, как разбит внутри, когда отвечаю ему: — Она уже меня убила.
Генри
Я редко чувствую себя его старшим братом. Он более ответственный. Он не так часто впутывается в неприятности. Учится в университете. Генри никогда не кажется мне младшим братом, просто братом. Однако именно сейчас, когда он так смотрит на меня, я чувствую, что разочаровываю его.
Ген переворачивает почти полный стакан напитка передо мной. Жидкость разливается по всему столу.
Я отталкиваюсь, раздражённо глядя на него, как будто он сошёл с ума.
— Какого черта...?
— Тебе нужно собраться, Бидж, — брат указывает на меня.
Потом он оборачивается к барменше, показывает на меня и проводит пальцем по горлу.
— Ему больше не наливать, — приказывает девушке и тоже уходит прочь.
Я сижу там, уставившись в пустоту. Проходит пара минут, прежде чем я замечаю, что барменша просто стоит рядом и смотрит на меня. Я показываю на неё, подзываю пальцем. Она медленно подходит. Вокруг никого.
Барменша стоит передо мной и смотрит несколько секунд. А она реально чертовски горячая. Моргает несколько раз, затем тянется вниз, берет мою руку, поднимает и ведет к туалету.
Как только мы оказались в коридоре, барменша прижимает меня к стене — она стремится к этому даже сильнее, чем я. Хотя мою жажду вообще трудно определить: на грани наивысшей потребности и отсутствия желания. Может, эта девочка тоже сегодня напортачила.
Барменша берется к работе довольно быстро. Ее ловкие ручки уже расстегивают мои джинсы, а мы еще даже не в туалете.
Ее рот жаждет, он не останавливается на определенной части тела. Она жаждет меня целиком и полностью. Она расстегивает мою рубашку. Ту, которую я купил для Паркс (не думай о Паркс). Целует мою грудь, на которой Паркс провела весь день. Блять, она моя худшая привычка.
Мои руки скользят под ее юбкой и под краями ее трусиков.
Классная задница. Приятная на ощупь.
Она закидывает ногу за меня, и я начинаю сомневаться, что мы вообще дойдем до кабинки.
Губы барменши скользят по мне, и мой разум снова начинает блуждать к Паркс, как это всегда бывает. Воспоминание об одном и том же моменте, о лодке, о ней на озере, в сиреневом купальнике (Боже, как я люблю её в сиреневом), а потом я думаю: да пошло оно, нет.
Не буду думать о ней.
Я буду думать о барменше, чертовски горячей, чьи руки сейчас в моих штанах.
Поэтому я открываю глаза, заставляю себя посмотреть на девушку, с которой собираюсь заняться сексом, и вдруг...
Замечаю ее.
В конце коридора.
Глаза на мокром месте. Нижняя губа дрожит. Прикрывает глаза руками, будто пятилетний
Наши взгляды встречаются.
Она отворачивается...
Я отталкиваю барменшу от себя.
— Нет! Нет, нет, нет, нет...
Паркс убегает. Я бегу вслед за ней, но она быстрая, и я теряю Магнолию, когда та забегает за поворот.
35. МАГНОЛИЯ
Я вернулась за заколкой для волос. Оставила ее в уборной, когда забежала туда, чтобы проверить, имеют ли мои губы до сих пор тот розовый оттенок, что делает глаза ярче. Вынула заколку, чтобы поправить волосы, и забыла надеть обратно, и я обычно не возвращалась бы за ней, если бы это была не заколка для волос из белого золота за две тысячи фунтов, инкрустированная бриллиантами от Suzanne Kalan. В последнее время я стараюсь быть более экономным, и экономным делом было бы вернуться и, по крайней мере, найти потерю, прежде чем заказывать новый на Net-a-Porter.
Поэтому вернулась в уборную.
Том предложил пойти со мной, но я сказала, что все в порядке, это займет всего минутку.
Легче не становится. Видеть Би Джея таким. Я даже не знаю, что видела. Кто знает, может быть, они займутся сексом.
Его рука сжимала ее задницу. Сжимала как надо. Кончики пальцев Би Джея врезались в неё.
А ее нижняя губа (она, кстати, огромная) тянулась к верху его груди, словно это был чёртов соляной источник, и ее рук не было видно.
И голова Би Джея была откинута назад на стену, глаза были закрыты, шея вся обнажена, мышцы напряжены, помню, когда он был таким со мной, и я не знаю, о чем тот думал, но вряд ли обо мне. Я стояла там, не знаю сколько — возможно, секунды, может, минуты. Пока он не увидел меня, и тогда я убежала.
На самом деле я не люблю бегать. Мне это всегда казалось прозаическим, однако я быстрее его. Всегда была. Он говорит, что я этим неумело распоряжаюсь. Я же отвечаю, что это не тот навык, который меня интересует или который я ценю. Но сегодня вечером это изменилось, когда он мне понадобился.
Я бегу обратно в свой номер, распахиваю дверь, захлопываю её и прислоняюсь к ней. Закрываю глаза, пытаясь взять себя в руки.
Том поднимает взгляд с дивана.
— Ты плачешь? — спрашивает он и приподнимается. — Опять?
Я вытираю лицо от слёз и ищу способ остановить это чувство, будто лечу на дно колодца.
Не знаю, что делаю.
Я это не очень обдумала.
Вообще не обдумала.
Эта идея возникла только что, когда я вижу, как Том встаёт, с заботой смотря на меня, когда он поднимается, он кажется таким безопасным, а я сейчас… не чувствую себя в безопасности. А мне бы очень хотелось.
Подхожу к нему, притворяясь гораздо более уверенной и самодостаточной, чем на самом деле чувствую себя. Обнимаю его за шею и тяну голову вниз к себе, хотя я никогда раньше этого не делала. Интересно, буду ли я чувствовать себя незнакомкой, когда мы поцелуемся, как та девушка, что целовалась с Би Джеем, но нет. Когда я целую Тома, я просто чувствую себя собой.