Магнолия Паркс
Шрифт:
Возможно, корабль не идет ко дну, а он уже потонул. Возможно, мы уже на морском дне. Возможно, древесина корабля начинает гнить, и никакие якоря мира не способны нас спасти.
— Ты в норме? — спрашиваю я её, потому что не знаю, что ещё сказать.
Она только сильнее плачет. Я обнимаю её, мои руки в её волосах, и я делаю вид, что не замечаю, что они явно растрёпаны кем-то другим.
Что мы вообще делаем? Кроме того, что причиняем друг другу боль. Я больше не понимаю, что происходит. Потому что моя любовь к ней безвозвратна. Эта непобедимая, непреодолимая, всегда побеждающая, чёрт знает какая любовь — но я чувствую
— Мне жаль, — едва выговаривает она, утопая лицом в моей груди.
Я поднимаю её подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза.
— И мне.
Она моргает несколько раз, и её глаза напоминают мне капли дождя на листьях холодным утром.
— Ненавижу тебя, — говорит она, с трудом сглатывая.
— Да, — киваю. — Я тоже себя ненавижу.
Паркс отстраняется, чтобы посмотреть на меня, а я держу ее лицо в обеих руках, — грустные яркие глаза, розовые губы и щеки, всегда покрываемые румянцем рядом со мной. Карамельная кожа, прикосновение которой мне известно с пятнадцати лет, ее изгибы, идеально вписывающиеся в мое тело, будто мы откололись от одного камня. Как я могу разлюбить ее?
Я не смогу. Не могу. И не смог бы.
Она держит мою руку у своей щеки, не отпуская, не желая знать, что будет с нами дальше, когда она отпустит. Мне кажется, ни один из нас уже не знает. Раньше знали, полагаю.
По крайней мере, я так думал. Что все дороги приведут домой в Тобермори — тихую жизнь в прибрежном городке на севере, потому что однажды у нас была неудержимая страсть и безрассудная смелость, и мы бы состарились там. Засыпали бы вместе на диване, оставляли бы шторы открытыми и тонули бы в утреннем свете, любя друг друга каждый день — вот как должно было быть, но наступил сегодняшний день. Наверное, стоило это сделать несмотря ни на что. Нужно было втянуть ее туда к жизни, к которой мы оба стремились, и все еще жаждем, но я этого не сделал. Если бы сделал, этого бы не случилось.
А потом открываются двери моего гостиничного номера, у которых стоит барменша, одетая только в мою футболку и ничто больше. Магнолия замирает в моих руках, и я закрываю глаза, видимо, желая сжать их так сильно, чтобы барменша рассеялась, но она остается, и я уже знаю, что будет дальше.
Готовлюсь.
На этот раз это толчок. Она толкает меня очень сильно, но я этого ожидал, поэтому мои ноги не сдвигаются с места, и маленькое тело Паркс отскакивает в стену коридора позади, где та спотыкается. Я пытаюсь поймать её, но она отмахивается от моих рук, глядя на меня, как раненое животное.
— Паркс... — я снова пытаюсь дотянуться до неё.
Она отдёргивается.
— Hет.
— Магнолия... — кричу ей вслед, но она уже исчезла.
37. МАГНОЛИЯ
Я пошла в комнату к Пэйли после этого и пару часов проплакала у неё в постели. Она плакала вместе со мной. Такая хорошая подруга. Терпеливая. Она из тех людей, которые умеют заботиться о том, что важно для тех, кого они любят. Она плакала со мной в ту ночь, когда Би Джей изменил мне. Она плакала со мной, когда я начала
Хотя что тут сказать?
Я должна была пойти к ней после Тома, а не к Би Джею, но не могла ничего поделать.
Честно говоря, сделала я это почти бессознательно. Я не могла уснуть, лежала, уставившись в потолок, пока мое сердце билось как отбойный молоток. Том мирно спал рядом, и я замечу сейчас, ведь это будет уместно: Том Ингленд — это действительно что-то зрелищное. То, что я думала о Би Джее, отнюдь с ним не связано. Это остаток привычки, которую имела половину своей жизни, и теперь не знаю, как от нее избавиться. Жаль, что я не думала о Томе. Мне стоило думать о нем. Пока Том спал рядом, размышляла, стоит ли разбудить его и попробовать еще раз, и на этот раз думать только о нем, а вместо этого не заметила, как уже шла к Би Джею. Кажется, это все объясняет.
Насколько я увязла.
Он — луна, а я — приливы. Когда девушка вышла из его комнаты, начался отлив, который вытолкнул меня прочь.
Он смотрел на меня своими знакомыми круглыми глазами. Такими они становятся каждый раз, как мы теряем друг друга, что уже было неизвестно сколько раз.
Слишком много.
Том спал, когда я выползла из постели и пошла к Би Джею. У него крепкий сон — это я поняла за время нашего отпуска. Я все время опрокидываю свою бутылку с водой, а он никогда не просыпается, хотя каждый раз звук такой громкий, что напоминает китайский гонг. Он всё ещё спал, когда я вернулась в нашу постель несколько часов спустя. Он спал ещё несколько часов. А я всё не могла уснуть.
Утром я принимаю долгий душ, тщательно скребу свою кожу, пытаясь смыть все свои ошибки, но это не помогает. Я надеваю самую удобную одежду, которую взяла с собой — объёмный кардиган Vetements с множеством пуговиц и кашемировые шорты Loulou Studio в рубчик меланжевого цвета и кроп-топ.
Заказываю нам обоим завтрак и выношу его на балкон, чтобы не разбудить его, да не удается. Его глаза моргают, он мне устало улыбается, и что-то словно ударяет меня в живот.
Удивляет меня. Что именно?
Том встаёт с кровати, подходит ко мне. На нем черные трусы-боксеры Tom Ford. И у меня возникает мимолетное и непонятное желание облизать его, но лишь на секунду, а потом оно исчезает, такое же неуловимое.
Мои ноги лежат на стуле напротив, Том поднимает их, садится и кладет на себя. Это забавная картина близости — мои ноги на нём, почти голом, он прищуривается на меня в утреннем греческом солнце, и в животе снова возникает какое-то чувство. Я глотаю, боясь, что мои щеки могут выдать что-то, что я даже сама ещё не до конца понимаю.
Он несколько секунд смотрит на меня, весь такой спокойный и статный.
— Вчера после ты ходила к нему, — в конце концов говорит.
Это не вопрос и не обвинение. Просто наблюдение.
Мой взгляд падает на пол от неловкости.
— Лишь на мгновение.
Он кивает, и больше его глаза не смотрят в мои.
— Почему?
Сжимаю губы. Не была уверена, когда это выплывет на поверхность, но предполагала, что рано или поздно придется признаться, почему-то мне кажется, что он не будет в восторге в любом случае.