Марево
Шрифт:
Чижиковъ немного смшался.
— Я, Владиміръ Иванычъ, написалъ вальсикъ… Совтовали напечатать, да что! русская фамилія туго идетъ.
Онъ махнулъ рукой и заигралъ свой вальсикъ.
И это былъ вальсъ для танцевъ, но какъ будто въ немъ вертлись и "Лучинушка" и "Матушка голубушка" и "Борода ль моя бородушка". Что-то широкое, русское слышалось въ беглыхъ звукахъ…
"Откуда эта сила берется?" думалъ Русановъ, невольно приближаясь къ фортепіано; а Катенька стояла, облокотясь, противъ играющаго, и когда вальсикъ замеръ на
— О чемъ это вы задумались, Владиміръ Иванычъ?
— Ахъ, еслибы вы звали, какъ я васъ понимаю!
— А что? спросилъ Чижиковъ.
— Нтъ, такъ! спохватился Русановъ.
— Нтъ не такъ!
И Катенька лукаво погрозила ему пальчикомъ.
Отецъ-командиръ покраснлъ и перемнилъ разговоръ.
IX. Передовые
Наступили два дня табельные. Еще наканун Русановъ въ какомъ-то тревожномъ состояніи ходилъ по своимъ комнатамъ; поглядлъ въ окно: шарманщикъ вертитъ свой органъ — скучно! Снялъ со стны скрипку, сталъ вспоминать недавно слышанный d'esir — скучно!
"А что если похать? Отчего жь и не похать? Что за бда? Мн просто весело тамъ; съ ней пріятно время провести…."
По утру онъ ужь вылзалъ изъ брички у крыльца Конона Терентьевича, владльца перваго знакомаго хутора по пути.
— Покорми тутъ, сказалъ онъ Жиду, входя въ переднюю.
Слышались голоса дяди и племянника въ горячемъ спор.
— Я удивляюсь, говорилъ Кононъ Терентьевичъ, — какъ это тебя можетъ занимать!
— А я вотъ удивляюсь, какъ это васъ занимаетъ, что меня это занимаетъ….
Русановъ увидалъ Конона Терентьевича, умывавшагося въ двухъ тазахъ; сперва съ мыломъ, а потомъ набло въ чистой вод; племянникъ стоялъ на стул и курилъ въ душникъ, такъ-какъ дядя терпть не могъ табачнаго воздуха, увряя, что дышать имъ гораздо вредне чмъ самому курить.
— Хвала Аллаху, насилу-то путное сказалъ…. Ахъ, здравствуйте!…. Извините пожалуста….
— Продолжайте, продолжайте…. Въ чемъ дло?
— Да, вотъ юноша воюетъ….
— Но, послушайте, дяденька, надобно же что-нибудь длать…
— Кто жь теб сказалъ, что есть на свт дло? Никакого дла нтъ, все это фантасмагорія!
Русановъ поглядлъ на оратора, а племянникъ даже и курить пересталъ.
— Ну будешь служить, вотъ спроси у него: изъ чего? жалованье получать! Будешь литераторомъ — гонорарій; купцомъ — барышъ; а результатъ одинъ: пить, сть, наслаждаться жизнію… Дураки хлопочутъ, изъ кожи вонъ лзутъ, а умный человкъ и такъ проживетъ….
— Да какже, по вашему, и цли въ жизни нтъ?
— Да что ты лошакъ что ли испанскій? Тмъ вотъ, когда на гору дутъ, клочокъ сна передъ мордой. вшаютъ; ну они и идутъ, все хотятъ дойдти…. И ты туда же?
— Посл этого и призванія никакого нтъ?
— Отставь, надолъ…. Ничего нтъ.
— Нтъ, дяденька! Вы сами себ противорчите…. На той недл вы читали
— Да ты глупъ! Ну смотришь ты на розу — теб нравится; нюхаешь жасминъ — опять нравится….
— Да? Такъ это все цвточки?
— А ты въ самомъ дл думалъ ягодки?
Русановъ прислушивался къ литературному каруселю не безъ любопытства. Онъ ждалъ какого-нибудь ршительнаго удара, когда вошелъ мужикъ съ глуповатымъ лицомъ и остановился у притолки.
— Что ты Хведько?… Да, я за тобой посылалъ, заговорилъ Кононъ Терентьевичъ. — Подешь въ городъ, купи ты мн сала…
— Чую, протянулъ мужикъ.
— Ну, что чую? Ничего не чуешь! Сало бываетъ двухъ сортовъ: одно блое, другое желтое….
— Се я понимаю….
— Такъ ты мн самаго желтаго привези: это самое лучшее, оно на заграничный рынокъ идетъ…. въ Лондонъ. Когда спросъ увеличился, такъ ваши купцы стали блое подкрашивать орлеаномъ и гуммигутомъ, чтобы показистй было… Понялъ?
— Эге! почесывался мужикъ, оглядывая всхъ изподлобья. Русановъ улыбался.
— Такъ смотри жь самаго желтаго! Да еще вотъ что попробуй; сало вдь состоитъ изъ трехъ кислотъ: олеиновой, маргариновой и стеариновой, да еще органическое основаніе — глицеринъ. Такъ это дурное сало, коли въ немъ много олеину!
Мужикъ переминался съ ноги на ногу и съ ожесточеніемъ глядлъ на сапоги.
— Ты его пожми сквозь тряпку!
— Звольте! согласился мужикъ.
— Коли олеинъ потечетъ — не бери!
— Коли олея пидетъ, не бери! повторилъ мужикъ.
— Ну такъ ступай, да помни; сдлай это не въ службу, а въ дружбу; я вдь не панъ теперь….
— Якъ же не панъ? возражалъ мужикъ.
— Мы теперь сосди, объяснялъ Кононъ Терентьевичъ.
— Спасиби вамъ, кланялся мужикъ;- дозвольте мини вже и сынку взять зъ собой; вони тамъ на стану {На пруду.} карасей ловятъ…
— Карасей ловятъ? Ребятишки? Какъ же они смютъ? Коля, дай-ка мн тубу!
— Помилуйте, дяденька, жара такая!
— Давай, давай, проворно одвался Кононъ Терентьевичъ: — извините на минутку….
— Ничего, и я съ вами, оказалъ Русановъ.
Коля послдовалъ за ними въ сопровожденіи мужика. На пруду ребятишекъ не застали. Пошли по хатамъ.
— Съ чмъ у васъ борщъ? спрашивалъ Кононъ Терентьевичъ, входя въ комнату:- съ карасями?
— Зъ якими карасями? Виткиля? огрызлась бабуся, закрывая заслонкой печь.
— А вотъ я погляжу виткиля…. — И Кононъ Терентьевичъ, какъ былъ въ шуб, ползъ въ печь и сталъ вытаскивать ухватомъ горшки….
— Это что, не караси? кричалъ онъ вытаскивая деревянною ложкой рыбу изъ горшка и швыряя въ лохань: — это не караси?
— Та хай вамъ бсъ, панъ, кричала баба, — увись борщъ замутили!
— А изъ панскаго пруда таскать умете! Чтобы впередъ не было! Въ судъ отправлю!