Марево
Шрифт:
"Счастливецъ, думалось ему, можетъ-быть его завтра схватятъ; онъ гордо выйдетъ на судъ. Кто вы такой? Званіе, имя, фамилія? Графъ Владиславъ Бронскій. Какого вроисповданія? Никакого. Не дйствовали ли вы противъ правительства? дйствовалъ. Знаете ли вы, чему вы подвргаетесь? Знаетъ, и спитъ покойно. Онъ вритъ, вритъ!"
Леонъ спустился неврною походкой по витой лстниц въ нижній этажъ, и пошелъ черезъ огромную залу, блую подъ мраморъ, увшанную фамильными портретами. Мсяцъ слабо освщалъ ее сквозь стеклянныя двери и окна оранжереи. Шаги его съ трескучимъ эхомъ
"Убійца!" проговорилъ онъ глухимъ голосомъ: "убійца!" повторилъ онъ передъ другимъ портретомъ, вышелъ въ садъ и зашагалъ по темнымъ аллеямъ. На воздух вино еще больше бросилось ему въ голову; онъ разстегнулъ воротъ рубашки и слонялся по песчанымъ дорожкамъ, шатаясь по сторонам, хватаясь руками за колючую акацію.
Онъ повалился на траву, и тяжело заснулъ.
Спустя два или три часа онъ проснулся и оглядлся съ изумленіемъ. На восток краснли сумерки, будто уходили за сплоченную массу мелкихъ барашковъ; чешуйчатая броня ихъ зарумянилась по краямъ; золотистая полоска прорзала тучу; того и гляди выйдетъ солнце.
Леонъ подошелъ къ берегу рчки, огибавшей садъ. Будто дымъ отъ выстрла въ сырую погоду, стлался туманъ по изливамъ воды. Куличокъ съ громкимъ свистомъ потянулъ изъ подъ ногъ Леона. Онъ сталъ освжать голову холодной водой. Стая утокъ просвистала рзвыми крыльями надъ нимъ; онъ проводилъ ее глазами и пошелъ въ поле разминать тло, утомленное возліяніями, безсонницей и разгоряченнымъ воображеніемъ. Когда онъ вернулся къ дому, солнце ужь было высоко. На двор графъ разговаривалъ съ незнакомымъ ему господиномъ, садясь въ коляску. Леонъ спрятался отъ нихъ за уголъ.
— Экое утро! проговорилъ Русановъ, прищуриваясь отъ блеснувшихъ прямо въ лицо теплыхъ лучей.
— Да, восторженный бюрократъ: свжее какъ огурецъ, покойное какъ лежачія рессоры!
— Такъ, такъ! проговорилъ Русановъ:- вчное глумленье! Человкъ такъ устроенъ, что ему надо чему-нибудь кланяться, генераламъ совстно ужь, такъ давай духу времени.
— Какой слогъ! Какая глубина! посмивался Бронскій. — Не будемъ ругаться, давайте лучше говорить о Фейербах: это нчто нейтральное.
— Не надолъ онъ вамъ еще, пока литографировали? А кстати, графъ, вамъ ничего, а тамъ вдь кое-кто посидлъ на эту продлку.
— Что, небось, жалко стало? Фарисеи всегда заботятся о мят, рут, а лса истребляютъ безъ зазрнія.
— Что это, ваше сіятельство, на церковный гласъ запли? Нтъ, Христосъ не проповдывалъ рзни. Онъ и плевелъ не веллъ дергать, чтобы пшеницы не сгубить.
— За то и привилось его ученье на кострахъ инквизиціи!
— Этакъ мы съ вами и на гордо другъ друга схватимъ, сказалъ Русановъ.
— Доказательство сильное! возразилъ Бронскій, завертываясь въ плащъ.
Часовъ въ двнадцать дохали до города. Русановъ пошелъ прямо на службу, а графъ веллъ остановиться у губернаторскаго дома, проворно взобрался по коврамъ лстницы и вошелъ въ пріемную залу. Нсколько просителей ожидали выхода его превосходительства. Дежурный чиновникъ расхаживалъ изъ угла
— Потрудитесь доложить его превосходительству: графъ Бронскій по длу не терпящему отлагательства.
— Его превосходительство заняты, не смю взять на себя вашего порученія.
— А возьмете вы на себя отвтственность въ государственномъ преступленіи, если оно совершится, пока я буду ждать?
Чиновникъ поклонился, вошелъ въ кабинетъ и спустя нсколько минутъ попросилъ графа пожаловать.
— А, очень радъ, проговорилъ губернаторъ, протягивая руку.
— Ваше превосходительство, сказалъ Бронскій, раскланиваясь:- я никакъ не осмлился бы отвлекать васъ, еслибы не забота объ общественной безопасности.
— Что такое, графъ? Садитесь пожалуста!
— Мн стало извстно, началъ Бронскій офиціяльнымъ тономъ: — что нкоторые неблагонамренные люди смущаютъ крестьянъ, научаютъ ихъ неповиновенію властямъ и всми силами стараются произвесть смуту въ нашемъ кра.
— Скажите! Стало-быть правда? проговорилъ губернаторъ, блдня.
— Со дня на день должно вспыхнуть возмущеніе въ Терешковской волости. Не смю совтовать….
— Говорите, графъ, говорите!
— Я полагалъ бы немедленно послать туда военную силу, для энергическаго вразумленія непокорныхъ.
— Разумется! большое вамъ спасибо, что вы вовремя пріхали; представьте, въ какое затрудненіе я былъ поставленъ; все это хотли на васъ свалить. Я вчера получилъ на васъ доносъ. Не угодно ли полюбопытствовать? — Онъ указалъ графу листъ почтовой бумага, и тотъ взволнованнымъ голосомъ прочелъ: "честь имю увдомить ваше превосходительство, что графъ Бронскій, дйствуя постоянно во вредъ законному правительству, распространяетъ ложные слухи и пагубныя идеи въ народ. Не утруждая васъ изложеніемъ причинъ моего инкогнито, осмливаюсь просить, для блага ввренной вашему управленію губерніи, обратить особенное вниманіе ваше на возмутителя общественнаго спокойствія."
— И только, оказалъ графъ съ презрительною усмшкой, — но вдь это анонимное письмо, и я надюсь, ваше превосходительство цните его какъ должно. Какая гнусность! Какое холопство!
— Успокойтесь, графъ.
— Да, сказалъ Бронскій, вздохнувъ, — у меня много враговъ.
"Русановъ, непремнно Русановъ," вертлось у него въ голов.
— Много враговъ слдятъ за мною, продолжалъ онъ съ грустью:- они знаютъ, что пока я живъ, ни одинъ бездльникъ….
— Но кто же эти бездльники? перебилъ губернаторъ.
— Настоящіе дятели въ здшнемъ кра неизвстны мн; а эти свднія получилъ отъ преданныхъ людей, но имю сильное подозрніе на нкоторыхъ….
— Здшнихъ?
— Ваше превосходительство, это дло очень щекотливое, пока подозрніе не оправдалось. По мр подтвержденія, я не премину сообщить вамъ имена людей, которыхъ слдуетъ удалять. Пока я могу назвать только чиновника гражданской палаты, Русанова.
— Русановъ? переспросилъ губернаторъ, записывая въ памятную книжку.
— Точно такъ, человкъ очень вреднаго направленія.