Марина из Алого Рога

Маркевич Болеслав Михайлович

— Мало того, полное сочувствіе наглецу оказываетъ! снова вскипятился Пужбольскій. — Вотъ, говоритъ, какъ ловко этихъ историческихъ аристократовъ пробрали! Потому что милъ онъ ему, русскому читателю, этотъ журнальный капралъ, взявшій палку въ руки! Онъ и дрожитъ предъ нимъ, и любитъ его, потому что это въ натур его сидитъ, — какъ онъ себя тамъ либерала ни корчи, — любитъ, чтобы палкой били, кто бы ни билъ и за что бы ни били!…

— Это ужь точно! широко ухмыльнулся и закивалъ головой Іосифъ Козьмичъ. — У меня, молъ, ничего святаго нтъ, валяй по всмъ!…

— Ничего святаго… да! — глухо, какъ бы испуганно повторилъ

Завалевскій. — И ненависть къ родной земл… И на этомъ возросло цлое поколніе!…

Онъ не докончилъ, усталымъ движеніемъ опустилъ голову на грудь и зашагалъ опять по балкону.

Марина слдила за нимъ во вс глаза…

Онъ вдругъ остановился предъ ней, взглянулъ ей въ лицо и закачалъ головою.

— Бдные вы! промолвилъ онъ чуть слышно.

Ей сдлалось вдругъ невыразимо жутко… Она хотла что-то сказать и не нашла… Онъ опять заходилъ, трогая нервною рукой свои сдые кудри…

— Вдь въ Хив, пожалуй, хуже, — какъ ты думаешь, Завалевскій? неожиданно буркнулъ Пужбольскій.

Графъ обернулся къ нему и улыбнулся.

— Да, тамъ хуже, сказалъ онъ, подумавъ…

— Ну, вотъ видишь! Воспляшемъ же и возликуемъ, благо наши хивинцы отъ реализма не получили еще, реальнаго права бить насъ палками по пятамъ!…

Вс разсмялись.

— А пусть онъ вамъ разскажетъ, сказалъ Марин Завалевскій, — какъ его за подобную же вотъ выходку чуть не разстрляли въ Париж коммунисты… Вы не имете-ли что сообщить мн, Іосифъ Козьмичъ?…

— Имю, дйствительно, тяжело приподымаясь съ мста, отвчалъ тотъ, — и намренъ былъ именно просить васъ об аудіенціи…

Они прошли въ кабинетъ.

VI

Усвшись къ столу, насупротивъ Завалевскаго, Іосифъ Козмичъ, не говоря ни слова, ползъ огромною своею рукой въ боковой карманъ пальто и вытащилъ оттуда нсколько акуратно связанныхъ пачекъ ассигнацій.

— Три тысячи пятьсотъ, коротко промолвилъ онъ, пересовывая пачки оконечностію пальцевъ по гладкому столу на сторону Завалевскаго.

— Это что? спросилъ тотъ.

— Задатокъ отъ Вермана, — можетъ получить желаете?… Остальные восемнадцать тысячъ пятьсотъ пятьдесятъ два рубля съ копйками въ два срока: первый черезъ десять дней, второй при послдней получк шерсти, въ ильинской ярмарк…

— Всего этого мало, Іосифъ Козьмичъ! сказалъ, помолчавъ, графъ.

— То-есть какъ же это мало?… Ахъ, да, спохватился главноуправляющій и благосклонно улыбнулся. — Говорено было и объ лс, доложилъ онъ, — и, повидимому, можно будетъ съ нимъ же устроить, по вашему желанію…

— И скоро?

— По возможности скоро, Владиміръ Алексевичъ, мягко, чуть не нжно отвчалъ господинъ Самойленко: ночное размышленіе и утренняя бесда съ евреемъ "монополистомъ" замтно измнили его вчерашнія воззрнія на предпріятіе Завалевскаго. — Черезъ десять дней онъ, то-есть Верманъ, долженъ за шерсть, какъ я вамъ докладывалъ, первую сумму внести, такъ вмст съ деньгами общалъ онъ и ршнтельный отвтъ привезть… Дло сладится, будьте покойны!

— Очень вамъ буду благодаренъ, Іосифъ Козьмичъ, особенно если это не пойдетъ въ долгій ящикъ…

— Будьте покойны! повторилъ управляющій.

Завалевскій откинулся въ спинку кресла и задумался, по обыкновенію. А Іосифъ Козьмичъ, вытащивъ свой огромный фуляръ, высморкался въ него зычно и ршительно, засунулъ его опять въ карманъ, качнулъ слегка туловищемъ справа налво и вдругъ началъ:

— А у меня къ вамъ просьба, графъ!

— Чмъ

могу служить? нсколько оторопло спросилъ тотъ.

— Обстоятельство не совсмъ обыкновеннаго свойства…

Іосифъ Козьмичъ при этомъ обернулся на открытую дверь, всталъ и безцеремонно затворилъ дверь на ключъ.

— Не совсмъ обыкновеннаго свойства, промолвилъ онъ во второй разъ, усаживаясь на прежнее мсто, и передохнулъ.

Графъ молчалъ и съ любопытствомъ глядлъ на него…

— Мою Марину вы изволили видть…

Господинъ Самойленко поднялъ свои круглые глаза и такъ и уперъ ихъ въ лицо Завалевскаго.

— И даже по разговору судя, что вотъ сейчасъ происходилъ тамъ, на балкон, не почитаете ее недостойною вашего вниманія и даже, смю думать, вашей благосклонности…

— Конечно, конечно, нтъ, Іосифъ Козьмичъ! живо воскликнулъ графъ:- въ ней, очевидно, много сердца… и ума… можетъ-быть…

— Понимаю, понимаю васъ, не давъ ему кончить, закачалъ одобрительно головою главноуправляющій: — "съ толку сбито", какъ справедливо выразились вы сейчасъ тамъ. Это точно!… Только, поврьте, все съ втру у ней и на поверхности! Тутъ, — онъ ткнулъ себя пальцемъ въ грудь, — какъ въ зеркал чисто!…

— Вполн вамъ врю, съ убжденіемъ сказалъ Завалевскій. "Что же дальше будетъ?" подумалъ онъ.

— Ваше одобреніе дорого, Владиміръ Алексевичъ, говорилъ дальше г. Самойленко, — оно, такъ-сказать, усиливаетъ… укрпляетъ мой образъ мыслей — и дйствій, вско примолвилъ онъ, — оно, выражусь такъ, длаетъ для меня какъ бы осязательнымъ, что ошибки съ моей стороны не было, когда я ршился предоставить ей, то-есть я про Марину говорю, право дочери и наслдницы моей…

— А она не дочь ваша? съ изумленіемъ воскликнулъ графъ и невольно пододвинулся ближе къ столу.

Что-то неуловимо странное пробжало по лицу Іосифа Козьмича.

— Пріемышъ покойницы жены моей, не сейчасъ отвчалъ онъ, и вслдъ за тмъ прибавилъ:- Двухмсячною принята ею за родную дочь…

— И она знаетъ, эта двушка, что она… не дочь ваша?…

— Догадывается, такъ думаю… Вы изволите понимать, вопросъ щекотливый… и разговору у насъ съ нею о томъ не было… Но я сталъ замчать, года съ полтора будетъ, съ самой со смерти моей покойницы, — я позволяю себ быть совершенно откровеннымъ съ вами, Владиміръ Алексевичъ, — замчаю нкоторое, такъ сказать, съ ея стороны охлажденіе… И это, признаюсь вамъ, мн… мн больно… — неожиданная для Завалевскаго струна искренняго чувства зазвенла въ голос Іосифа Козьмича, — потому, понимаете, привязанъ… дтей у насъ съ покойницей никогда не было, — дама она была деликатная, болзненная… А Марину, дйствительно, любила такъ, какъ и родныхъ дтей немногіе любятъ. Всегдашнее желаніе ея было предоставить ей права законной, дочери, — и даже въ завщаніи своемъ письменно желаніе это выражено ею… Я, съ своей стороны, былъ всегда на это согласенъ, только тутъ представлялось затрудненіе одно, — относительно имнія; родовое оно у меня, и прямой наслдникъ былъ племянникъ, сынъ роднаго брата, — онъ могъ бы претензію заявить… Да и я самъ, признаюсь вамъ, почиталъ это какъ-то… несогласнымъ съ совстью и… и, скажу прямо, противу дворянской обязанности: что отъ роду идетъ, то въ родъ и вернуться должно… Мы же отъ гетмановъ, отъ Самойленки знаменитаго, — безъ сомннія, вамъ извстно по исторіи, объяснилъ главноуправляющій, и громко дохнулъ, словно отъ ненаходящей уже себ мста въ его широкой груди гордости, — отъ древнйшаго, можно сказать, во всей здшней сторон и дале рода происходимъ… такъ вы изволите понимать?…