Марина из Алого Рога

Маркевич Болеслав Михайлович

— Понимаю, Іосифъ Козьмичъ; конечно, точка отправленія врная, поспшно сказалъ Завалевскій, живо заинтересованный судьбою Марины и желая скоре знать, чмъ все это должно разршиться.

— Только видно, со вздохомъ началъ опять г. Самойленко, — Всевышнему Промыслу такъ угодно было, чтобы линіи нашей не имть продолженія. 7-го августа прошлаго года, племянникъ мой, послдній, такъ сказать, представитель фамиліи, служившій поручикомъ въ лейбъ-гусарскомъ Павлоградскомъ полку, волею Божіею помре, въ самыхъ еще, можно сказать, незрлыхъ лтахъ… Отъ этой

незрлости его даже, можно сказать, и смерть ему приключилась…

Графъ съ ужасомъ предвидлъ, что онъ начнетъ ему исторію своего племянника разсказывать.

— Такъ на счетъ Марины… вы что же? съ подобающею улыбкою приличія спросилъ онъ.

— Такъ вотъ-съ, заговорилъ тотчасъ же Іосифъ Козьмичъ, — какъ только кончина племянника стала мн извстна, я, во исполненіе воли, выраженной покойною женою, и по собственному желанію моему, тотчасъ же отнесся къ высшей власти, въ Санктъ-Петербургъ, съ формальною просьбой, — такъ какъ нынче, какъ мн извстно, на удовлетвореніе таковыхъ просьбъ прежнихъ затрудненій не имется, — о томъ, чтобы мн, на законномъ основаніи, разршено было вотъ такую-то воспитанницу покойной жены моей и мою…

— Такъ вы просьбу ужь подали? прервалъ его графъ. — Въ коммиссію прошеній, такъ? Отвтъ оттуда имете?

— Въ томъ моя и просьба въ вамъ, графъ, отвтилъ тотъ. — Чтобы вы вашимъ вліяніемъ и связями помогли мн получить скорйшій отвтъ, а до сихъ поръ, какъ говорится, ни привта, ни отвта оттуда никакого!… знакомствъ также никакихъ въ столиц я не имю… Хотя мн и совершенно извстно, что въ просьб моей не заключается ничего незаконнаго, но я даже начинаю страшиться, не оставлена-ли она вовсе безъ вниманія, за упущеніемъ мною какихъ-либо невдомыхъ формальностей, или…

— Нтъ, не можетъ быть, вамъ бы ее тогда возвратили просто съ указаніемъ на эти упущенія… У меня, въ счастію, есть тамъ отношенія — и врныя. Я сегодня же напишу и черезъ недлю, много дней десять, мы получимъ обстоятельнйшее свдніе о томъ: доложена-ли ваша просьба, а въ удовлетвореніи ея и сомнваться нельзя, я полагаю… Я очень радъ, сердечно радъ, Іосифъ Козьмичъ, быть вамъ полезнымъ въ этомъ хорошемъ дл, проговорилъ горячо Завалевскій, — и еслибы, паче чаянія, встртилась какая-либо помха или проволочка, мы ее устранимъ, будьте уврены…

Іосифъ Козьмичъ весь разцвлъ и благодарными, даже нсколько влажными глазами взглянулъ на своего патрона.

— Послужу вамъ, послужу вамъ за это, Владиміръ Алексевичъ, врою и правдою, насколько силъ только хватитъ! Вотъ какъ вы за вашимъ институтомъ учительскимъ, такъ и я за этимъ дломъ… какъ устрою его — такъ хоть сейчасъ предъ Царя небеснаго! Съ чистою совстью предстану!…

"Съ чистою совстью?"… неврнымъ звукомъ отозвались эти слова въ чуткомъ ух Завалевскаго. "Точно-ли только это дло у тебя на совсти?" подумалъ онъ.

Настало долгое молчаніе. Іосифъ Козьмичъ не разъ было пытался заговорить, но графъ сидлъ, закрывъ себ все лицо рукою, какъ бы для того, чтобы ничто не мшало его размышленіямъ, и главноуправляющій

не почелъ удобнымъ тревожить его.

— Скажите, пожалуйста, началъ самъ Завалевскій вопросомъ, котораго никакъ не ждалъ въ эту минуту господинъ Самойленко, — скажите, какъ произошла исторія этого Осипа кузнеца?…

— Исторія? переспросилъ тотъ, какъ бы недоумвая.

— Да!… Вдь это ужасно, что вы намъ разсказали тамъ!… Онъ дйствительно убилъ свою жену?…

— Ненамренно, пропустилъ сквозь зубы Іосифъ Козьмичъ. — Къ чему ты это опять подымаешь? говорило въ то же время насупившееся его лицо,

— Ненамренно? повторилъ графъ.

— Извстно — зврь! разсвирпетъ, себя не помнитъ, душитъ во что попало!…

— Пьянъ былъ?…

— Нтъ, въ тотъ часъ пьянъ не былъ…

— И какъ же это вышло? поссорились?…

Господинъ Самойленко только плечомъ шевельнулъ; ему, очевидно, досадны были эти разспросы.

— Что она, молодая еще была? спросилъ опять Завалевскій по нкоторомъ молчаніи.

— И кра-асавица, Владиміръ Алексевичъ! И въ одномъ этомъ, какъ бы безсознательно вырвавшемся слов сказалось графу все женолюбивое прошлое "потомка гетмановъ".

— Да, теперь понятно, тихо проговорилъ онъ, — мужъ ревновалъ ее…

— Ревновалъ! съ какимъ-то ожесточеніемъ воскликнулъ Іосифъ Козьмичъ. — Кто его тамъ знаетъ, кто ему въ душу влзетъ, когда самъ онъ себ сказать не можетъ, любитъ онъ, или ненавидитъ, или что у него тамъ творится?… Говорю — зври!…

— Она также была дворовая? равнодушно промолвилъ графъ.

— Да… швея была у покойницы…

— У супруги вашей?

— Д-да!…

— Странно, началъ опять неумолимый Завалевскій, — Что "красавица" не нашла себ лучшей пары, а пошла за… Онъ всегда такимъ звремъ глядлъ?…

Но главноуправляющій словно не разслышалъ; онъ глядлъ куда-то въ окно и не далъ отвта…

Завалевскому и не нуженъ былъ этотъ отвтъ: онъ настолько помнилъ старый крпостной бытъ, чтобы знать, изъ какихъ поводовъ длались въ то время со дня на день дворовыя красавицы женами Богъ-всть какихъ уродовъ…

— Что, это еще при дяд случилось? спросилъ онъ только.

— Нтъ, какъ бы припоминалъ главноуправляющій: — незадолго предъ этимъ скончался графъ… Одинъ и оставался, а время-то, знаете, самое было горячее: ополченіе!… Вотъ давеча, прервалъ онъ себя, — князь такъ выразился, что мн надо было понять, зачмъ молъ я мерзавца этого, Оську, въ каторгу не турнулъ?… Такъ, можетъ, его бы еще по суду не приговорили, а вамъ тутъ изъ вотчины лучшихъ тридцать человкъ предоставить слдовало на защиту отечества! Я его немедля первымъ долгомъ въ ратники и поставилъ!… такъ вдь надо на бду; на первомъ-же переход ногу себ правую, дрянь этакая, отморозилъ; изъ госпиталя черезъ три мсяца безъ четырехъ пальцевъ домой вернулся, — вотъ и служба его вся!… Съ тхъ поръ вотъ и живетъ онъ тамъ одинъ на кузн, какъ Кащей безсмертный, кубышку себ набиваетъ!… Жаденъ сталъ — страхъ! А кузнецъ, доложу вамъ, хорошій…