Маршалы Наполеона
Шрифт:
Правда, ничто, даже упрямство, в иных случаях не в силах заставить отступить болезнь. За неделю до нового, 1795 года Массена серьезно заболел. Он был вынужден без промедления уйти в отпуск. Получив увольнительную, Андре заехал в Ниццу, а оттуда отправился к жене, в Антиб. К этому времени он уже дважды успел стать отцом. В июне 1793 года Мари-Розали родила ему сына — Жака-Проспера, а в следующем году у Массена появилась дочь — Виктуар-Фекль.
А. Массена
Однако сидеть дома, когда совсем рядом гремят выстрелы, льется кровь, за считанные дни создаются и исчезают имена и состояния, не для Андре. «Его великий воинственный инстинкт, — писал о Массена известный историк, — имел что-то общее с господствующим инстинктом некоторых животных. Что делать охотничьей собаке без охоты? Массена нуждался в опасности…»{120}. Лишь только ему стало немного лучше, как в апреле 1795 г. он вернулся в строй. По возвращении в армию он командует 1-й дивизией, принимающей участие в боях с противником на ее крайнем правом фланге. Тем временем французское правительство, недовольное нерешительностью 60-летнего Дюмербиона, присылает ему на смену (19 мая 1795 г.) тоже 60-летнего героя Вальми Франсуа-Этьенна Келлермана. Лавры победителя герцога Брауншвейгского к этому времени заметно увяли. По
Генерал Келлерман
После отставки Шерера (в марте 1796 г.) перед Директорией вновь остро встал вопрос о главнокомандующем Итальянской армией. В самой армии на этот счет были свои соображения. Почти никто не испытывал сомнений в том, что пост командующего займет Массена. Когда же стало ясно, что командующим будет генерал Бонапарт — «генерал вандемьер»[56], как ехидно именовали его армейские ветераны, это вызвало почти всеобщее негодование среди высшего офицерского корпуса Итальянской армии. Причиной тому был, конечно, не маленький рост нового главнокомандующего — 5 футов, 2 дюйма и 4 линии[57]; для сравнения: Массена, который годился на этот пост, был лишь двумя дюймами выше Бонапарта. Бонапарта невзлюбили за то, что он был «человеком со стороны», назначенцем, которому покровительствует директор Баррас, и т. д., и т. п. Несомненно, что и сам «обиженный» Массена разделял подобные чувства в отношении «военного из прихожей», интригами оттершего его, победителя при Лоано, от законно принадлежащего ему поста. Генерал Тьебо, впервые увидевший Массена в 1796 г. (и, добавим, бывший его адъютантом во время Итальянской кампании 1796/97 гг. — А. Е.), оставил его красочный портрет: «Массена не получил ни воспитания, ни даже начального образования, но на всем его облике лежала печать энергии и проницательности; у него был орлиный взгляд, и в самой манере держать голову высоко поднятой и чуть повернутой влево чувствовалось внушительное достоинство и вызывающая смелость. Его повелительные жесты, его пыл, его предельно сжатая речь, доказывавшая ясность мыслей… все обличало в нем человека, созданного, чтобы приказывать и распоряжаться…»{127}. С мнением Тьебо в общем совпадает мнение другого французского генерала — участника революционных и наполеоновских войн барона Дедема. По его словам, Массена как никто другой знал, что такое повиноваться, и в то же самое время умел повелевать. «Никогда, — пишет Дедем, — не существовало командира, более сурового, чем он, по части поддержания дисциплины, более справедливого и больше заботящегося о солдате, о его обучении и его нуждах…»{128}.
Вернемся, однако, к событиям весны 1796 г. на Итальянском фронте. Новый командующий армией, генерал Бонапарт, прибыл в ее штаб-квартиру в Ниццу уже 26 марта и на следующий же день вызвал к себе командующих дивизиями генералов Массена, Серюрье, Лагарпа и Ожеро. «К этому их обязывает его звание и должность, хотя легенда и приукрасила их первую встречу»{129}. Суть легенды, о которой упоминает Жан Тюлар, состоит в том, что Бонапарт уже во время своего первого свидания с подчиненными ему генералами сумел дать им понять, «кто в доме хозяин». В описании Ипполита Тэна эта сценка выглядит так: «Несколько дивизионных генералов… являются на главную квартиру, весьма недружелюбно настроенные по адресу маленького выскочки, присланного к ним из Парижа… Их вводят, и Бонапарт заставляет их довольно долго прождать себя. Наконец он является, надевает шпагу, шляпу, объявляет им о своих намерениях, отдает приказания и отпускает. Ожеро не проронил ни слова; опомнился он только на улице и, спохватившись, принялся за свою обычную ругань; однако он не мог не сознаться, так же как и Массена, что «этот невзрачный генералишка нагнал-таки на него страху; он и понять не может, откуда взялось то превосходство, которым он почувствовал себя раздавленным с первого взгляда»{130}.
Генерал Тьебо
Происходила ли эта встреча действительно так или это — плод фантазии мемуаристов, растиражированный рядом историков{131}, теперь уже нельзя определить со сколько-нибудь большой долей достоверности. Но это, в сущности, не так уж и важно. «Кампания 1796 года… переменила ход военной карьеры Массена… и из главного советчика командующего армии он превратился в его правую руку и преданного исполнителя его приказов»{132}. Впрочем, человек с 14-летним воинским стажем еще до Революции, умел повиноваться, и подчиненное положение, в которое он попал с 1796 г., по-видимому,
Кампания 1796–1797 гг., первый Итальянский поход Бонапарта, ознаменовавшийся длинной вереницей громких побед над австро-сардинскими войсками, для Массена началась с происшествия, чуть было не перечеркнувшего его дальнейшую военную карьеру. Нанеся поражение австрийскому авангарду близ Кайро, Массена отправился отпраздновать победу на постоялый двор, находившийся неподалеку. Эта «идея» посетила командующего первой дивизией, когда он узнал, что поспешно отступавшие австрийцы оставили ему в качестве трофея богато сервированный стол. Покинув своих солдат на отбитой у неприятеля позиции, Массена вместе с несколькими офицерами штаба отправился на импровизированный банкет. Веселье было в полном разгаре, когда запыхавшийся вестовой сообщил генералу, что австрийцы внезапно контратаковали его дивизию. Массена, пробравшись через линию австрийских аванпостов, сумел появиться в расположении 1-й дивизии в критический момент и исправить положение, реорганизовав свои силы и остановив неприятеля. Однако один из батальонов, занимавший позицию на отроге высокого холма, оказался отрезанным от основных сил дивизии Массена и, по всей видимости, был обречен на гибель. Не долго думая, Массена сам, без провожатых, добрался до расположения этого батальона и, вскарабкавшись по крутому склону, показал солдатам, как им надо действовать, чтобы в целости и сохранности спуститься к подножию холма. Следуя за своим генералом, весь батальон, не потеряв ни единого солдата, осуществил этот рискованный маневр под самым носом не ожидавших ничего подобного австрийцев{134}.
Битва при Риволи
Во всех последовавших военных операциях Итальянской армии: стремительных маршах, стычках, сражениях, осаде крепостей — дивизия Массена принимает самое деятельное и непосредственное участие. На боевом счету у Массена битвы при Монтенотте (12 апреля 1796), Дего (14–15 апреля), взятие Кераско (25 апреля), битва при Лоди (10 мая), взятие Вероны (3 июня), битва при Лоано (3 августа), битва при Кастильоне (5 августа), взятие Пескиеры (6 августа), ряд мелких стычек и боев в сентябре — октябре 1796 г., знаменитое сражение при Арколе (15–17 ноября) и обессмертившая имя Массена трехдневная битва при Риволи (13–15 января 1797 г.). Появление на риволийском плато дивизии Массена, ее отважные действия, неукротимый наступательный порыв решили исход битвы в пользу французов{135}. «Благодаря своевременному вмешательству Массена вся французская армия смогла перейти в контрнаступление, — пишет Д. Маршал-Корнвол, — и овладеть позициями и орудиями, потерянными дивизией Жубера». Сражение было выиграно. Именно тогда Наполеон назвал Массена — «l’Enfant cheri de la Victoire» («Любимое дитя победы»). Неудивительно поэтому, что, когда Наполеон станет императором французов, а Массена — маршалом Франции, повелитель пожалует ему титул герцога Риволи. Но это случится еще очень не скоро…
Тогда же, в 1796–1797 гг., отношения между главнокомандующим, генералом Бонапартом, и дивизионным генералом Массена складывались отнюдь не просто. Бонапарт ценит проницательность, активность и упорство Массена. Однако по своим человеческим качествам, а главное, по преданности к своей особе он скорее отличает неутомимого начальника штаба армии генерала Бертье или неразлучного с ним со времен Тулона Жюно, за неукротимый нрав прозванного «бурей», нежели щуплого и молчаливого уроженца Ниццы. Правда, в своих частных, не предназначенных для публики письмах, главнокомандующий воздает Массена должное. Так, в письме к своей супруге Жозефине от 23 мессидора IV года (11 июля 1796 г.) он, к примеру, сообщает ей следующее: «Выехав с трудом из Ровербеллы, я узнал, что неприятель показался в Вероне. Массеновы диспозиции были весьма удачны. Мы взяли 600 пленных и три пушки…»{136}. Официальные бумаги за подписью главнокомандующего также содержат лестные для Массена строки. В приказе Бонапарта о дальнейшем наступлении армии после победы при Риволи была такая фраза: «Главнокомандующий желает, чтобы отважная дивизия и ее талантливый генерал (т. е. Массена. — А. Е.) внесли свой вклад в те успехи, которые нам еще предстоит обрести»{137}.
За все время Итальянской кампании 1796–1797 гг. Бонапарт не раз выказывает знаки внимания командиру 1-й дивизии. По его распоряжению вскоре после битвы при Кастильоне майор Мармон отвозит в штаб-квартиру Массена почетную саблю…
Несмотря на все это, отношения между главнокомандующим и одним из самых одаренных его генералов продолжают оставаться весьма прохладными. Объясняя причину этой отчужденности, Мишле видит ее в том, что Бонапарт «считал его (Массена) первым между всеми, имел слабость завидовать ему»{138}. Не будем комментрировать это утверждение историка, известного своим гиперкритическим отношением к Наполеону, но обратимся к конкретным фактам. Они таковы. Будучи человеком крайне самолюбивым и амбициозным, Андре Массена часто обижался на главнокомандующего, считая, что тот недооценивает его вклад в ту или иную победу. Как-то раз в письме к Бонапарту[58] он даже отважился рассуждать по поводу одного донесения командующего в Париж: «Я сожалею о докладах по поводу Лонато и Ровередо, — писал Массена, — в которых вы не воздали мне справедливость, вполне мною заслуженную. Эта забывчивость разрывает мне сердце и приводит в смятение мою душу. Я принужден напомнить вам то, что победа при Сен-Жорже была одержана благодаря моим распоряжениям, моей энергии, моему хладнокровию и моей предусмотрительности»{139}. Эта «простота героя» (выражение Мишле) сильно не понравилась Бонапарту. Не ответив прямо на упреки Массена, Наполеон, однако, сделал это опосредованно. Вскоре после того, как ему вручили письмо из штаба 1-й дивизии, Бонапарт приказал Бертье вынести Массена выговор за то, что он произвел шестерых офицеров в командиры бригад и двенадцать человек в батальонные командиры без согласования этого вопроса с вышестоящим начальством{140}. Таким образом, очевидно, что главной причиной «недоразумений» между главнокомандующим и командиром 1-й дивизии было то, что Наполеон не смог (а может быть, не захотел) оценить Массена по достоинству, чем и вызвал бурную реакцию последнего, еще больше осложнившую и без того непростые отношения между ними.
Массена, и в этом, очевидно, проявилась гибкость его характера, присущая итальянцам, правда, извлек из инцидента с письмом должный урок. Никогда и ни при каких обстоятельствах он больше не повторит своей ошибки, обращаясь напрямую к Наполеону, укоряя его в «забывчивости» и несправедливости.
В свою очередь, когда после подписания прелиминарных условий мирного договора с Австрией в Леобене (в апреле 1797 г.) Бонапарту понадобилось передать в Париж известия о достигнутых соглашениях, он поручил сделать это Массена{141}. У биографов Массена нет недостатка в ответах на вопрос, почему выбор Бонапарта пал именно на Массена, а не на кого-либо другого{142}. Однако, как нам представляется, направляя Массена в Париж, куда до него и после него он посылал Мюрата, Ожеро, Бернадота, Бонапарт вряд ли имел в виду какой-то хитроумный, расчетливый план действий. Массена должен был всего лишь передать леобенские прелиминарии по назначению, и только.