Маша и Гром
Шрифт:
— Можешь еще цветы купить? — как можно безразличнее спросил я.
Клянусь, если бы он опять посмотрел меня с намеком, или заговорил бы этим приторным, сладким голосом, я бы его убил. Но Авера только хмыкнул довольно и кивнул.
— Какие?
— Ну, давай тюльпаны какие-нибудь.
— Да какие тюльпаны, ты чего? Осень же. Вот что бывает, когда перестаешь за бабами ухаживать. Теряешь хватку. Давай розы?
— Не, не хочу розы. Что, во всей Москве не найдется ни одного тюльпана, думаешь?
— Ладно,
— Иди к черту, — я устал с ним препираться и откинулся обратно на подушки.
Авера отсалютовал мне и тихо вышел за дверь. А вечером Мельник положил на прикроватную тумбочку огромную охапку тюльпанов.
Долго проваляться у меня не получилось. Да я и не рассчитывал. Но на то, что именно выдернуло меня в конечном итоге из постели, я тоже как-то не рассчитывал.
Поэтому слегка охренел, когда спустя пару дней, как я очнулся, в спальню вошел начальник охраны и сказал, что на пропускном пункте у въезда в поселок стоит машина некого Елисеева Бориса Леонидовича, который говорит, что у него запланировала встреча с Кириллом Олеговичем Громовым.
Эфэсбешник приехал ко мне домой. Такого не случалось ни разу за всю долгую и сложную историю нашего… взаимодействия?..
— Твою мать, — выругался я и сел на постели.
Стоило спустить ноги вниз и коснуться пола, как левый бок словно снова ножом нырнули. Я выругался и накрыл ладонью повязку, почувствовал, что шея покрылась испариной.
Блять. Я в великолепной форме для незапланированной встречи.
— Пропусти его. Вот сукин сын, а, — сцепив зубы и пытаясь переждать вспышку боли, я слышал, как Иваныч передает по рации, чтобы машину моего бесценного гостя встретили у ворот.
Убрав рацию, он посмотрел на меня странным, нечитаемым взглядом. Мне же хотелось завыть, но вместо этого пришлось махнуть рукой в сторону шкафа.
— Достань шмотки…
Пока надевал штаны, на свежих бинтах проступила кровь. Рана болела при каждом движении сильнее, чем в момент, когда Зверь пырнул меня ножом. Чувство было такое, словно внутри что-то вот-вот лопнет.
— Кирилл Олегович… — заговорил он, наблюдая за моими попытками натянуть через голову свитер.
— Молчи, — прохрипел я, распрямившись.
Когда я смог, наконец, надеть свитер, то чувствовал себя так, словно отпахал весь день на заводе у станка. Меня мутило. Слегка кружилась голова. По шее стекали капли пота. Я весь взмок. Кажется, разошлись края раны — повязка все сильнее и сильнее пропитывалась кровью после каждого моего движения.
Приложив к бинтам руку и шатаясь при каждом шаге, словно пьяный, я доковылял до двери, возле которой в напряжении замер мой начальник охраны.
— Нам следует к чему-либо готовиться? — спросил он, когда мы поравнялись.
—
Может, прав был доктор? Я не молодею. Организм справляется со всем уже не так, как пять лет назад. Или дело в том, что нехер вставать с постели спустя пару дней после того, как тебе заштопали дырку в боку?
Медленно и унизительно я преодолел расстояние между моей спальней до кабинета. Не так много шагов, но под конец я уже был готов орать.
— Вызови Макса, — сквозь зубы бросил я Иванычу через плечо. — Похоже, нужно будет перезашить.
— Конечно.
Эфэсбешник встретил меня в кабинете, по-хозяйски усевшись в кресло. На столе перед ним стоял поднос с кофе и каким-то печеньем. В пепельнице дымилась недокуренная сигарета. Я хмыкнул. Приятно, что он чувствовал себя как дома.
— Неважно выглядите, Кирилл, — сказал мне Елисеев, поднявшись на ноги, когда я вошел. — Даже лицом позеленели.
Я ощерился. Смешно ему, мудаку.
— Желаю вам поправиться как можно быстрее, — сказал он, когда мы обменялись рукопожатиями.
Сукин сын. Я бы поправился гораздо быстрее, если ты сегодня не заявился прямо ко мне домой. Я посмотрел на низкий диван и на стоявшее напротив Елисеева свободное кресло. Если я сяду, то без чужой помощи уже не встану. Пришлось слегка прислониться к подлокотнику. Ноги омерзительно дрожали. Я ненавидел быть слабым. Я ненавидел слабость у других, но свою собственному — сильнее всего.
— Кирилл Олегович, давайте сразу к делу. Вижу, вам тяжело. Не хочу утомлять вас еще сильнее, — поправив запонки на рукавах идеально отглаженной рубашки, эфэсбешник посмотрел на меня с притворным сочувствием.
Больше всего мне хотелось съездить ему по холеной, довольной роже. Но я сдержался. Не в первый и не в последний раз.
— К делу так к делу, — хриплым голосом сказал я и покосился на валявшуюся на столе пачку сигарет.
Доктор, Макс, запретил мне курить. И пить. Но он и вставать с постели мне тоже запретил...
— А дело вот в чем, — он соединил пальцы на руках в треугольник и поднес указательные к подбородку, всем своим видом выражая глубокую задумчивость. — Вы должны хорошо помнить нашу с вами договоренность.
— Какую из? — хмыкнул я.
— Договоренность насчет завода, — Елисеев наградил меня прохладным взглядом, не оценив издевку. — Что это чистый бизнес и чистый актив. Никакого криминала. Ничего порочного рядом с заводом и быть не должно. Это важно.
— И? — я повел бровями и не без удовольствия заметил, как по лицу эфэсбешника пробежала едва уловимая гримаса. Не он один умел бесить до дрожи и выводить на эмоции.
— И в последние несколько недель вокруг вас было слишком много ненужного шума. Нам это не нравится.