Маша и Гром
Шрифт:
Я с минуту раздумывал, не спросить ли у него, кто такие эти загадочные «мы». Будь я в лучше форме, непременно спросил. Но сейчас каждое слово, не говоря уже про жесты и шаги, давалось мне с трудом. И с болью. Поэтому не в моих интересах было затягивать этот разговор и растрачивать время на пустые препирательства. Поэтому я ограничился одним коротким.
— Так?
— Похищение вашего сына. Попытка вашего убийства. Смерть вашего партнера, — едва заметная усмешка. — Уголовное дело против Виноградовой Марии, в котором вы замешаны. А теперь
— Не переживайте, — ласковым голосом заверил я его. — Трупа не будет.
— Довольно паясничать, Кирилл Олегович, — с недовольством сказал Елисеев. В его голосе слышалось недовольство.
Так кто первым начал? Разве я?
— Я предельно серьезен. Трупа не будет.
Эфэсбешник громко цокнул языком и потянулся за второй сигаретой. Я медленно выдохнул воздух через нос.
— Короче говоря, — когда он снова заговорил, его тон был по-деловому сух и беспристрастен. Ни следа прежней насмешливости и издевки. — Вы нам нужны чистым. Весь шум вокруг вас бросает тень на завод. Это неприемлемо. У нас большие планы на завод и на вас, и в них нет места уголовным делам или убийствам.
— Понятно. Не помню, правда, чтобы мы обсуждали такие формулировки, когда договаривались насчет завода.
— Мы обсудили их только что. Я вам все изложил, — жестко отозвался Елисеев и откинулся спиной на кресло.
Он сжал ладонями подлокотники, и я усмехнулся. Нервничает, сукин сын. Вот и правильно. Думает, может просто так заявляться ко мне в дом и с такой наглой рожей диктовать мне условия?.. Он — точно не может. Он всего лишь мой куратор. Сделку по заводу я заключал с другими людьми.
— Что вам нужно? Конкретно?
— Чтобы вокруг вас было чисто. Не получится у вас — сделаем мы.
— Это что, угроза? — я прищурился.
— Дружеский совет, — ответил он без улыбки. Дружбой в его холодной голосе и не пахло. — Зачем ваш адвокат влез в уголовное дело против Виноградовой?
— Ну, раз вы об этом знаете, может, расскажите мне, с какого хера это дело в принципе появилось?
Я слегка пошевелился, почувствовав, что из-за неудобной позы затекла половина тела, и плотнее прижал к боку левую руку. Елисеев внимательно следил за каждым моим движением. Уверен, в глубине души еще и наслаждался тем, что мне было хреново. Козел.
— Почему под меня копают какие-то районные менты? — добавил я, не дождавшись от него ответа.
Елисеев замялся. Вот как. Не все так спокойно в Датском королевстве?..
— В принципе, я не против, чтобы часть с уголовкой вы взяли на себя. Вы же обещали, что расчистите все вокруг меня. Вот, пожалуйста, — последнюю фразу я произнес с издевкой.
— Кирилл Олегович, я бы не играл с огнем, будь я на вашем месте.
— Но вы не на нем, — отбрил я. — Через эту уголовку менты пытаются надавить на меня.
— Каким образом? Какое
— Самое непосредственное.
Я не собирался раскрывать ему подробности про Машу. И что не могу позволить, чтобы этой уголовке дали ход. Иначе заденет ее, а этому я не допущу.
— Я подумаю, что мы сможем сделать, — Елисеев ограничился формальным ответом.
Я присвистнул. Прозвучало вульгарно и нагло, но мне было наплевать. Тем более, я и правда был удивлен.
— Неужели у могущественной «конторы» нет влияния на каких-то районных ментов?
Эфэсбешник наградил меня пристальным взглядом. Признавать очевидное он не хотел. Но и поспорить со мной он не мог.
— Не все так просто, Кирилл Олегович, — выдавил он сквозь сжатые зубы, и я почувствовал легкое удовлетворение. Ну, хоть что-то.
На этом разговор между нами завершился. Докурив, он поднялся с дивана, одернул пиджак из дорогой ткани — я узнал, потому что такие любил носить Капитан, и посмотрел мне прямо в глаза.
— Не прощаюсь надолго. Будем на связи.
Руки на прощание не подал. А говорят ведь, что у них у всех железная выучка и контроль над собой. Получается, врут.
— Проводить до дверей вас не смогу. Сами понимаете, — я слегка повел плечами и получил в ответ его кривую усмешку.
— Всего доброго.
Когда за Елисеевым закрылась дверь, я смог, наконец, приложить руку к боку. Свитер пропитался кровью, и на моей ладони остался алый отпечаток. За**сь. Стоил ли этот разговор того, что у меня разошлись края раны?
Тихо зашелестела дверь. Я поднял голову и, к своему удивлению, увидел, что на пороге кабинета замерла встревоженная Маша. Она кусала губы и прятала ладони в длинных рукавах свитера.
— Я думал, ты меня избегаешь.
И она правда избегала. После того, как подарил ей тюльпаны, я видел ее только один раз.
— Это был человек из ФСБ? — спросила она шепотом, проигнорировав мои слова. — Что он хотел? Я слышала, как дядя Саша передал по рации, что чекист уехал, — пояснила она источник своей осведомленности.
Я вздохнул.
— Тебе разве уже можно вставать? — спохватилась Маша и сделала несколько решительных шагов вперед. — Ты весь зеленый. Тебе плохо? — она колебалась несколько мгновений, а потом подошла ко мне ближе и вытянула руку, чтобы пощупать мой лоб.
Я уклонился, и это резкое движение стоило мне очередной яркой вспышки боли.
— Все нормально, — сцепив зубы до вздувшихся желваков, ответил я.
— Да у тебя лицо белее снега.
Она что, реально за меня переживала?..
— Тебе нужно немедленно вернуться в постель.
— Иваныч уже должен был вызвать сюда Макса, — я не хотел, но почему-то рассказал ей об этом.
— Замечательно. Идем, хочешь я тебе помогу? Зачем ты вообще поднялся?
— А что, мне нужно было с эфэсбешником из койки говорить? Словно я инвалид? — я вяло огрызнулся.