Мастера печатей
Шрифт:
Николас уже собирался покинуть участок, когда его внимание привлекли два громко беседующих человека: полицейский и мужчина в модном синем пиджаке с потрепанной записной книжкой в руках - наверное, репортер. Первый то и дело указывал пальцем на деревянный стенд с пришпиленными карандашными набросками разыскиваемых преступников. Николас не прислушивался к разговору и прошел бы мимо, если бы среди массы серых лиц на доске вдруг не мелькнули знакомые очертания.
Обогнув репортера, Николас подцепил ногтем один из рисунков и вытащил его из-под более свежих портретов. Изображенное на нем лицо заставило желудок болезненно заныть.
– Узнали кого-то?
Он вздрогнул и обернулся к Чарльзу Монро, который незаметно подобрался к самому его локтю.
– Нет, - торопливо ответил Николас и оглянулся на Эдварда. Помощник уже стоял у выхода из участка и смотрел в другую сторону.
– Детектив, кто здесь изображен?
– Киллиан О'Брайен, убийца, заколовший пятерых работников дока. Мы ищем его уже год. Вы встречали его?
– Нет, - в черных глазах Монро, буравивших мастера печатей, отразилось недоверие, но Николас тихо повторил: - Нет.
Глава 7
В воскресенье выдался на редкость жаркий для Дивейда денек. Все парки и поляны в пригороде наверняка были заполнены влюбленными парочками и почтенными матронами в окружении многочисленных отпрысков - грех не погулять после утренней церковной службы, если этому благоволит капризная дивейдская погода. Однако окна в кабинете Николаса были плотно зашторены, а сам он сидел за столом в распахнутом халате и даже не думал куда-то выходить.
В комнате было темно, газовые лампы не горели. Вместо них Николас зажег свечу на покрытом патиной канделябре. Оранжевый огонек горел ровно, пока его не коснулся лоскут газетного листа - тогда он дрогнул и вдруг увеличился, пожирая протянутую ему пищу. Заполыхавший обрывок бумаги быстро скукожился до обугленного комка, и Николас, оберегая пальцы, отбросил его. Тихое слово короткого заклятья, еле заметное движение воздуха - и волшебная печать примяла горевшую бумагу, оставив на медном блюде отпечаток пепла. Затем Николас оторвал новый кусок газеты, и все повторилось сначала.
Зачем он это делал, Николас не знал. Последний раз чем-то подобным он страдал в двадцать лет, когда его возлюбленная Ирен прислала длинное письмо. Там она объясняла, почему отказывается выйти замуж за человека, который, вместо того чтобы играть в крикет, как положено джентльмену, посещать театры и заводить полезные знакомства, просиживает ночи за книгами и грезит волшебными печатями. Но тогда свидетельство его позора было всего одно. Избавляясь от него, Николас защищал себя от того, чтобы не возвращаться к этому письму и не перечитывать снова и снова причиняющие боль строчки. На сей раз свидетельств было не счесть, они лежали на обеденном столе у каждого почтенного дивейдца и вообще у любого, кто читает местные газеты.
Чертовы газетчики, чтобы опубликовать эту мерзкую статью, как будто специально ждали воскресного выпуска, когда даже самые ленивые заглядывают в утренние издания. Подумать только! Ее авторы каким-то образом узнали о краже драгоценностей баронессы, хотя полицейские не имели права
Но пусть даже настоящие преступники будут найдены, Николасу это поможет мало. За все десять лет пребывания на должности он не поставил ни единого малейшего пятнышка на своей репутации - и вот она рухнула в одночасье. Жители Дивейда еще долго будут перемалывать слухи о том, что Николас Катэн врет по поводу качества созданных им волшебных печатей, не говоря уже о подозрениях в пособничестве убийцам и разбойникам. Получит ли он еще хоть один заказ? Доведется ли ему еще хоть раз сплетать ленты на любовных письмах, а не штамповать заклятья на приносимых из ратуши бездушных торговых договорах?
Николасу хотелось плакать. Не хотелось ни выпить чая, ни попробовать пирог, который кинулась печь Китти, ни читать книги... Разве что только сжечь все газеты в городе.
Мелкие частички пепла от очередного сжигаемого отрывка статьи разлетелись в стороны - в дверном проеме появился Джон. Его лицо было печальным.
– Мистер Катэн, может быть, вы...
– Нет, - отрезал Николас, уже зная, что дворецкий снова предложит ему отдохнуть или подремать. Это случалось уже третий раз за час и порядком раздражало. Сказано, что господин желает уединения, значит, так оно и есть!
Джон пожевал губами, притворяясь, будто не обижен.
– Вы просили никого не пускать, но я не уточнил, касается ли это мистера Эркана. Он желает видеть вас и настроен весьма... воинственно. Принять его?
Николас задумчиво повертел газету.
– Да.
В конце концов, он тоже был "героем" этих статей.
Эдвард ворвался в кабинет меньше чем через минуту. Его сюртук был расстегнут, шейный платок сбился на бок, а в руках был смят ворох газет. Он явно собирался что-то сказать, но, обведя взглядом задымленную комнату, проглотил заготовленные слова и медленно прошел дальше, сев в кресло перед Николасом.
– Вижу, вы уже прочитали сегодняшние газеты, - мрачно произнес Эдвард.
Он ничего не ответил, продолжая меланхолично сжигать "Дивейдскую утреннюю". До ее полного уничтожения осталось всего несколько страниц.
– И что, вы оставите все, как есть?
– не вытерпел помощник.
– Это же от начала до конца бредни, достойные пьяного трубочиста!
Николас непонимающе посмотрел на него.
– А что вы предлагаете? Написать опровержение?
– он фыркнул, показывая, что это был риторический вопрос.
– Кстати, я как раз сжег абзац, в котором говорилось о вашей вопиющей неблагонадежности. Например, что вы регулярно - буквально каждый вечер - общаетесь с некими подозрительными личностями, приводя их домой. Это правда?