Мать Печора (Трилогия)
Шрифт:
Узнал Матвей, что и я на путину собралась, уговорил вместе с ними ехать.
– Да у меня вся родня в Пнёво ловит, - говорю, - а сынишка Клавдий там живет. Я ледохода только ждала.
– Так поедем с нами. Мы тебя к рыбакам-голубчанам доставим, а по пути ты и у нас погостишь.
Подумала я и согласилась.
– Ладно, - говорю, - посмотрю, что вы за народ такой, светлозерцы.
Подняли якоря, расселись мы по карбасам, завел Василий Сергеевич мотор - и прощай Нарьян-Мар!
С летней стороны потянул ветер верховец.
Идем мимо деревень, а у берегов колхозники лодки готовят, на путину собираются. Светлозерцы им с карбасов машут.
– А все-таки мы первые проскочили!
– кричит Василий Сергеевич.
– Золотые руки!
– говорит про моториста Матвей.
– Это ведь наш колхозный кузнец, кроме глаз - все сделает. На тракторе он тракторист, на катере - моторист, на автомобиле - шофер. А ведь, кроме того, он и слесарь, и плотник, и рыбак, и охотник, и мастер корабельный, и за старшего механика в колхозе отвечает. Посмотришь на такого - в нем одном две молодости кроется.
3
На других участках рыбаков ждут весновщики. Заехали они еще по зимнему пути и все приготовили: сетки пересушили, ставные невода перебрали, рюжи перечинили.
Пойдет лед - знают весновщики, что рыбаки не замешкаются, свое время помнят. К самому приезду вымоют весновщики стены в доме, побелят печки, начистят самовары - как женихов ждут. Получат телеграмму из Нарьян-Мара, мол, бригада выехала, - напекут пирогов, навертят кулебяк, нажарят отборной рыбы, а по особому заказу и бражку сварят. Приезжают рыбаки под готовый стан, только ножки ставь.
Не то у светлозерцев. В Глубоцком шару, куда они приехали, все нужно было сделать самим. Из устьцилемской дали колхоз "Весна" не мог зимой послать сюда людей для подготовки. Приехали светлозерцы к заколоченным окнам, к немытым стенам, к нетопленым печам. Пришлось порядок наводить. В дороге на волнобое никто не спал, да и теперь про сон думать не могли.
Глубоцкий шар, или, как мы его зовем, Глубокое, - завидное место: берег мягкий, некаменистый, без отмелей. В непогоду здесь хотя и шумно, а все не на открытом месте.
Заплыли мы, как в распахнутые двери, и подъехали прямо к обрезу берега. Вода стояла вровень с кряжем. Приткнулись мы к нему, поставили карбасы бок о бок, вынесли якоря - и хоть в чулках выходи. Под ногами у нас ровная сухая луговинка. Вдоль берега ольшаник, да ивняк, да желтая ветошь прошлогодней травы. На берегу большой одноэтажный дом - повернулся лицом к морю, нас поджидает.
– Здравствуй, матушка путина, святой бережок!
– кричит Матвей с карбаса.
На зеленый лужок первым выскочил Юра, разыгрался будто ретивый, необъезженный жеребенок.
– У мальчика отец на войне голову сложил, - говорит мне Анна Егоровна.
– А мать у него еще
Разбежалась с карбасов молодежь. Смеются, песни заводят.
Оленька запела частушки:
Как на матушке путине
Кверху рыба мечется.
Пятилетним новым планом
Раны все залечатся.
Если надо мне поставить
Золотой мой неводок
Не удержит быстра реченька,
Ни буйный ветерок.
К синю морюшку по камушкам
Печорушка течет.
Рыбакам - большая славушка,
Стахановский почет.
– Эй, вы, игруны!
– кричит Матвей.
– На путине песни голову не кормят! Можно песни петь да и дело делать.
На Матвеев оклик бросили рыбаки всю беготню, и игры, и песни, посыпались все к карбасам.
– Разгружать да по своим местам расставлять!
– командует Матвей.
А сам у склада лодки оглядывает: как они зиму перезимовали?
Выкладываем мы из карбасов на берег сетки и харчи, веревки и постели, тащим - что в склады, что к дому. Сетки да веревки развесили по жердям, чтобы их ветром продувало. Той порой отодрали от окон доски, затопили печь. Женки взялись стены да полы мыть. Через час навели такую чистоту смотри да глаза прищуривай!
А еще через час удивили всех Матвей с Василием Сергеевичем да Мишей: забросили они в какой-то заливчик шутейную сетку и принесли около трех пудов рыбы.
– Теперь можно и рыбу варить да жарить, - говорит Матвей. И тут же заботится.
– Рыба-то, ребята, носом в берег толкается, сама на гору идет. Нужно сразу пользоваться. Пока к большому лову готовимся, надо рыбу не упускать.
И людей на невод выделил: Мишу - звеньевым, а с ним Феклу Поздееву, двух парней, Васю да Ваню, и пожилого колхозника Степана Петровича Дуркина.
Все мы, рыбаки, видывали рыбу: белую - нельму, сигов, чиров, пелядь, омулей; серую - щук, налимов, окуней. Знаем мы рыбу осеннюю и летнюю, ходовую - когда она вверх идет, и окатистую - когда она в ямы скатится и стоит там. Понимаем мы вкус и толк во всякой рыбе. А спросите любого печорского рыбака, какая рыба лучше, жирней, вкусней да слаще, - всяк ответит: заледная - та, что вслед за льдом поднимается.
Вот и сейчас: нажарены у нас обыкновенные сиги да чиры печорские, наварена уха из простых щук, а мы сидим и не нахвалимся:
– Хороша рыба варена, а того лучше жарена!
– Вот так сиговинка!
– Вот так щучка, Матвеева внучка, - стучит Матвей по широкому лбу огромной щуки.
Нет поры в году краше вешней, а за долгие сутки весенние нет часа краше утреннего!
Солнце только что прокатится над самым берегом, чуть заденет край моря и пойдет в подъем. Запоют птички побережнички, загогочут гуси по вешним заводям, запосвистывают утки-перелетки. Заговорят и люди.