Мать Печора (Трилогия)
Шрифт:
Подошла она, спокойненько взяла нельму вместе с сеткой и вместе с сеткой метнула на берег.
Присмирела рыба и в матице: негде ей больше разгуляться. Сжалась она, как в бочке, и чуют рыбацкие руки - набита эта бочка до отказа. Пощелкивает рыба друг о дружку, пошевеливает хвостами - только ей и простора.
За пять метров от берега матица остановилась.
– Грузна, матушка, - удивляется Трифон Окулович.
Не вытерпел Юра, выскочил из лодки - и к рыбе. Вместе с Анной да Николаем выметывает он добычу из неводных крыльев да подкрылков,
– Ящики нужно тащить?
– спрашивает он звеньевую.
Анна усмехается:
– Какие тут ящики! В лодку-то вошло бы...
А Юра уже и лодку ведет.
– Про такие тони раньше говорили: рыболова одна тоня кормит, хвастал, сидя на ворохе рыбы, Трифон Окулович.
6
Мы едем на рыбацкий стан в простой ловецкой лодке. Едут люди в будничной одежде, к своему будничному делу. А глянешь на них - все в тебе ликует, и рядовой день кажется праздничным.
На корме Анна Егоровна задумалась, будто корабль на воду спускает. Что у нее в мыслях в беспечальную эту минуту? Я оглядываю всех других рыбаков и примечаю, что Николай Богданов, которому довелось сегодня быть бережником, хочет разгадать то же, что и я. Он гребет и, сам того не замечая, любуется Анной и не знает, что на него самого тоже стоит полюбоваться. Всегда немного хмурый, он сейчас весь просветлел, загорелся.
Вдруг Анна Егоровна вздрогнула, будто от сна проснулась.
– Что ты мне давеча про бригадира-то говорила?
– спрашивает она меня.
– А то, - говорю, - что глаз у старика востер, сумел он подсмотреть в тебе большую хозяйку.
– Хозяйку?..
Задумалась Анна Егоровна и долго молчала.
– Я не в первый раз слышу, как меня хозяйкой зовут, - говорит она после и на меня поглядывает.
– Пятнадцать лет когда-то я на кулаков спину гнула, и для меня это было самое проклятое слово - "хозяйка". Хозяйка значит и жадная она, и скупая, и к рабочему человеку без всякой жалости да милости. А меня вот хозяйкой называют.
За последним поворотом перед самым станом Паня и Параня заспорили: выйдет бригадир навстречу или не выйдет?
– Как не выйдет!
– говорит Параня.
– Ему небось уж давно на месте не сидится. Чуть лодку завидит - выскочит.
– И не подумает, - спорит Паня.
– Ему и некогда. Небось сейчас вовсю колья тешет - щепа выше дома летит.
– Не выйдет, - рассудила их Анна Егоровна.
– Мы должны бы завтра приехать. Он сейчас на реку и не заглянет.
Ошиблась Анна Егоровна: и смотрел, и увидел, и не утерпел Матвей, вышел на берег. Издалека нам кричит:
– Чем вас встречать? С чем поздравлять?
– С большим промыслом! С богатой добычей!
– в голос отвечают Паня и Параня.
Лодка в берег ткнулась. Паня выскочила с якорьком, Параня - с давешней нельмой в руках.
– Принимай, Матвей Лукьянович, на ужин!
– Откуда такую богатырицу добыли?
– Это Параня своей сметкой поймала.
Рассказала Анна
– Такой ужин крепче всякого обеда будет.
Видит Матвей, как лодка загрузла, и не спрашивает, какой улов. Только и сказал:
– Неводом достали или лодкой зачерпнули?
Рыбаки так и не пошли на берег: надо лодку разгружать. Анна Егоровна сама рыбу отбирает и за другими смотрит. В один ящик кладут они сигов высшесортных, в другой - сигов первосортных, и так всю рыбу по сортам. Весь улов - сиговые да нельмовые породы, только три старухи щуки промеж них замешкались да один толстопузый налим.
И налим и щуки пошли в особый ящик.
– Это для бригады оставим, - говорит звеньевая.
– Перед чаями закусить пригодится.
Оглядывает Анна Егоровна веселыми глазами готовые ящики в лодке и говорит:
– Тонны полторы взяли! Хорошо, что у нас невод новый...
– Мимо дельных рук ничего не пройдет, - говорит Матвей по дороге к складу.
– И прошло бы, да руки не пропустят.
7
У склада идет работа. Матвей и с ним молодой парень тешут колья. Готовые составлены в чумы, у колодок груды свежей щепы, - видно, что бригадир со своим напарником здесь даром время не теряли. Другие тащат из склада стенки ставных неводов и развешивают их по вешалам. Повариха Марья осматривает сети.
– Однако вы заработались, - говорит бригадиру Анна.
– И время забыли: на часы не смотрите и солнца не замечаете.
Взглянули на часы - без немногого двенадцать.
– Гриша, кончай!
– командует Матвей своему помощнику.
– Прохор Иванович, у тебя тоже не по два дня в сутки. Пошли радио слушать. Василий Сергеевич нам радио наладил.
– А что его самого не видно?
– Василия-то Сергеевича? Послал его на катере под тундру камней набрать.
Зашли мы в дом под звон кремлевских часов.
– Вот она, матушка наша, голос подает, - говорит Матвей.
– Видел Москву, Матвей Лукьянович?
– спрашиваю.
– Как не видел! В гражданскую с фронта домой ехал - видел. Перед этой войной два года кряду на выставку меня посылали - по неделе гостил. Да что неделя! Москву за год не высмотришь.
– А что ж ты все-таки видел?
– Не спрашивай, что видел, спрашивай, что понял...
Ужинали мы под московскую музыку. Матвей меньше ест, больше говорит. А рыбаки слушают.
– Не много у Москвы ровесников найдется, - говорит Матвей. Всем нам Москва в сердце вросла. Русские люди Москву родили, плотники-работники рубили, пахари кормили да поили, ткахи-тонкопряхи пеленали, певуны прибайки припевали.
Матвей в репродуктор глядит да как с Москвой говорит. И все норовит, чтобы речь его была на песню похожа:
До нас ты, стена кремлевская, возросла,
А при нас ты, краса московская, расцвела!
Восемь веков стояла ты, стена вековечная,
Да загорелась над тобой звезда пятиконечная.