Мать Вода и Чёрный Владыка

Кольцова Лариса

— Давай, издевайся и дальше, пока я не огрела тебя сосудом с соком по макушке! Как того же Рэда — Лока его жена за измены огрела по голове графином из полудрагоценного камня. Рэд потом ходил с синяками под глазами. Они появились у него от удара по голове…

— Ему стоило. Но я же тебе не изменял. Мне-то за что? Я храню тебе верность. Да и вообще, с того самого дня, как погибла Гелия, я живу реальным монахом в своём подземном монастыре. Правда, не молитвенником…

И опять она не поняла, что он сказал, поскольку он иногда переходил на свой чужеземный певучий язык.

— А откуда ты знаешь Рэда? И того же Инара Цульфа? — спросила она.

— В ЦЭССЭИ никто, ни единый человек не может

работать и жить без ведома определённой группы людей, в которую вхожу и я. Здесь нет и не может быть случайных людей.

— Но ведь их тут так много.

— Но нет никого, кого б я не знал. Если, конечно, они занимают значимые должности, а не спят по ночам в кустах, как твой охранник возле «Мечты».

— Знать в лицо несколько влиятельных бюрократов…

— Несколько? Да их тут целый легион! Бесов и то меньше, чем этих местных значимых лиц!

— Не стоит постоянно переходить на язык, который я не понимаю. Иначе, каков смысл такой беседы?

— Ну, хорошо. Ангелов небесных в поселениях твоего мирового отца меньше, чем тех, кто тут живёт и трудится на благо Паралеи. Ты же будто спишь на ходу, не видишь ничего вокруг себя. Это же колоссальный город вокруг, с огромным количеством научных центров, лабораторий, исследовательских площадок, экспериментальных цехов, учебных заведений. Ты по городу прогулялась бы хоть иногда…

— Зачем? Для прогулок достаточно и лесопарковой зоны. Мне казалось, что тут не так уж и многолюдно.

— Будь так, откуда бы взялись полчища твоих состоятельных заказчиков?

— И ты знаешь всех влиятельных здешних персон?

— Да.

— Это реально?

— Для тебя нет. Для меня да. А ты считаешь меня примитивным? Ну, сознайся, моя утончённая девочка. Я не обижусь. Не хочешь? А ведь я давно, давно тебя нашёл, как только ты вернулась на континент с тех загадочных островов. Но всё решал, стоит или нет возвращать то, что было утрачено. Как ни переворачивай ту ситуацию, а по твоему выбору всё тогда и произошло. И вот я подумал, да не буду я этого делать, к чему оно? И пошёл я как-то в Дом творчества просто от скуки, давно уже не нуждаясь ни в чём таком творчески-возвышенном. Посмеяться больше над местным творчеством, а я ведь жутко неотёсанный в смысле аристократических изысков, ты же сама мне об этом говоришь открытым текстом. И что за чудо! Ты там не только бегаешь, но и красотульки свои выставила — картинки свои. Я их все берегу у себя. Ты бы удивилась, но у меня сохранились твои полудетские наброски, что ты рисовала Гелии. Но она не ценила, всюду швыряла.

«Кто рисует?» — спрашиваю.

«Швея одна, шьёт мне, вот и чертит что-то». Что-то. Это же талантливо. Но ей-то дело лишь до себя. У неё отсутствовала настройка оценки окружающих.

«А платья кто шьёт, покажи её».

«Да девочка-студентка, она совсем простая, тебя не впечатлит». Ведь догадывалась, что ты ей опасна. А ты думала, что она меня не ревновала? Это она себе всё разрешала, а я должен был, как пёс у её ножек лежать, лизать, служить. И когда она увидела, что её кто-то затмить может, она сделала всё, чтобы внушить тебе обо мне ложное мнение. И прибегла к помощи твоего мудреца. Что их связывало с учётом того, что она была из клана его врагов? Я не знаю до сих пор. Это я потом понял, что он был в Паралее резидентом Паука, а дура Гелия его агентом, снабжающим его ценными сведениями о нас. Но я отвлёкся. В твоих линиях, в твоих образах мерцал талант, но, когда я увидел тебя, я не поверил, что это ты рисовала. Ты была чудесная, слов нет, но твоё лицо, понимаешь, оно было такое милое и глуповатое лицо куколки. Но есть и другая крайность. Сколько людей обладая значительными лицами, являются круглыми дураками по наполнению.

— А глаза? —

спросила Нэя, — глаза же не спрячешь, они всё выдают.

— Но у тебя и глаза наивные.

— Глупые?

— Нет, конечно. Зачем ты мне была бы и нужна, будь ты глупой? Но ты очень доверчива, наивна. И живя в закрытой скорлупе, ты так и осталась, к сожалению, птенцом, хотя и красочным. Ешь.

Но она только выпила странный сок из фрукта, который он назвал «гранат».

— Неужели, я так действую, что отшиб твой аппетит? — На столе стояла прозрачная коробка. В ней лежали разноцветные дольки. От них шёл приятный аромат.

— Это что?

— Мармелад.

Нэя попробовала. Очень вкусно, очень сладко. Она стала есть.

— Красиво и вкусно, — похвалила она. Он следил за её губами, когда она ела, словно был голоден сам.

— Хочешь? — спросила она, протягивая ему. Но он взял у неё тот, что она держала у губ и уже наполовину надкусила. Прикоснулся к нему губами, но есть не стал.

— Я не люблю сладкое, — пояснил он, — а это изготавливают у нас по рецептуре тайного сладкоежки старого врача.

Нэя придвинула мармелад к себе и принялась поедать разноцветные дольки, выбирая из них те, что имели вкус и аромат чего-то, ей неведомого. Красненькие, терпкие и кисло-сладкие. Ей стало вдруг спокойно и хорошо, напряжение её оставило, слёзы высохли. Он следил за тем, как она поглощает мармелад, и ни о чём не рассуждал. Наверное, тоже устал.

Выход там же, где и вход

— Рудольф, — Нэя встала и доверчиво подошла, обняв его сзади за шею, как любила делать с мужем. Только у Тон-Ата шея была морщинистая, плечи временами сутулые от усталости. Он много работал и не терпел безделья. Она с женской страстью прижалась к плечам Рудольфа, целуя его шею и трогая губами бритую макушку, — Ты тоже седой?

— Тоже? — спросил он, не отвергая её ласки, — Кто ещё?

— Да так. Муж мой был.

Он крутанул кресло, и она оказалась пред ним, и он мгновенно зажал её между своих ног.

— Твоё тайное любовное искусство, оно какое? Как у особых дев?

— Нет, конечно. Совсем другое.

— Почему я его не испробовал на себе?

— Его можно дарить только возлюбленному.

— А я кто?

— Ты? — она смотрела в его глаза, — Я не знаю, кто ты. Вернее, кем ты считаешь меня. А я хотела бы, чтобы ты стал моим мужем, хотя ты не хочешь. Я могла бы тебе солгать и сказать, ну и ладно. Я тоже не хочу тебя по-настоящему. А то, что было, только кратковременная близость ради взаимной утехи, ничего не значащей для души. Но я не умею лгать в главном, Ты уже вошёл в мою душу, ты там живёшь.

— Ты была счастлива со мной?

— Ты не знаешь этого?

— Кто вернёт нам утраченное время?

— Но мы встретились. Надо быть благодарным Надмирному Свету…

— Какому Свету! Причём тут твой Свет. Почему ты, поняв, что вышла за бесполое существо, не вернулась? Не слышала зов моей души? Вот бабочки, они слышат зов своего самца за десятки километров и летят к нему.

— Я слышала. Я хотела. Однажды ночью я видела как наяву, ты вошёл ко мне и… — она ощутила сильное волнение, даже голос пропал, — Всё произошло как тогда, в первый раз. Мне было настолько хорошо, пока я не очнулась. Тон-Ат сидел рядом на моей постели и так страшно смотрел на меня. По его лицу текла какая-то слизь. Я закричала, решив, что сошла с ума. А потом… я просто отключилась. Потом я опять очнулась, вскочила и стала собираться. Я не знала, куда мне бежать, я билась и умоляла Тон-Ата отпустить. Но Тон-Ат не пустил, а я не знала куда бежать. Он стал говорить, что ты изменился. Что ты забыл обо мне, а Чапос не забыл и будет первым, кто и схватит меня… а потом я пропаду… — она закрыла лицо руками.