Материалы к альтернативной биографии

Февралева Ольга Валерьевна

***

Ночь надвигалась. Автор данных строк уединился в тесной каюте и вернулся памятью на неделю назад, когда, влекомый юношеским восторгом и поклонением искусству, дерзновенно проник в жилище светоча поэзии. Двери его были распахнуты настежь, внутри царили немота зачехленных, как привидения, предметов мебели и сбираемого багажа. Мимо всех к выходу пронёсся некий субъект, белый, как смерть. Больше никто не препятствовал непрошеному

гостю, поднимающемуся на второй этаж, пересекающему анфиладу и достигающему отдаленной комнаты, подоконник которой использовал наподобие скамейки статный и унылый человек с виду лет тридцати. В том, как он располагал свои ноги, было что-то непонятно странное, при том, что всякий нормальный человек мог бы принять ту же позу. Я (ибо это я и являюсь автором настоящих записок) тихо постучал по дверной притолоке, и из рук моего незнакомца выскочила незамеченная прежде белка, чтоб молниеносно спрятаться на антресолях шкафа, а сам он медленно повернул ко мне свою правильную, даже изящную голову с вопросительно усталым взором.

– Боже мой!
– воскликнул я вне себя, - Это вы!?

– Несомненно, - прозвучал приятным приглушённым голосом ответ, - Вы журналист или судебный пристав?

– Ни то ни другое. Я ваш поклонник.

– Вы уже завтракали?

– Ещё нет.

– Не пугайтесь того, что я сейчас сделаю.

С этими словами мой кумир достал пистолет и выстрелил в мою сторону. Я непринуждённо вздрогнул от изумления и грома, а за моей спиной тотчас приблизились шаги камердинера.

– Хью, накормите этого пилигрима, - велел ему милорд.

– Будет сделано, - поклялся тот, - Извольте снизойти в холл, - молвил мне и - снова своему хозяину с мягкой укоризной, - И для кого по всему боту рынды развешаны?

– Я поснимал их. Нынче после трёх синих склянок Лициска взялась по ним прыгать, переполошила всю команду до того, что Макнаббс пригрозил мне чёрной меткой.

– Лично я ничего не слышал.

– Потому-то я и предпочитаю стрелять. Вас, сударь, иерихонской трубой не добудишься.

По истечении трёх минут я восседал за столом, ломящимся от бисквитов, молока, лимонада, сливок, фиников и прочих явств. Усердные клевреты даже водрузили меж ними хрустальную вазу с пурпурным, как открытая рана, гладиолусом. Тарелка, поставленная передо мной, была терракотовой и казалась древне-эллинским экспонатом. На её черном поле выделялись тёплые нагие фигуры молодых воинов. Один стоял, грациозно согнув в локте руку, второй, держась за копье, склонялся к нему. Присмотревшись, я различил в пальцах первого горящую спичку, от коей второй прикуривал. Очнувшись от созерцания посуды, я обнаружил его светлость сидящей напротив себя.

– Угощайтесь, - любезно предложил он и умолк, преодолевая неловкость, я преступил к трапезе. Отсчитав дюжину вафлей, канувших в моём рте, милорд сказал: "Ну, спрашивайте".

– Кто такая Лициска?

– Зверюшка. Вы её видели.

–

И она давеча нализалась психоделических снадобий?

– Нет, она сама по себе шалунья. Склянки - это время.

– Какая глубокая метафора!

– Говорят, её придумал сам Морган.

– А что он написал из известного?

– Завещание его знаменито.

– Элегия?

– Нет. Обычное завещание с приложением карты островов, где он позарывал награбленное золото.

– Так он вовсе не был поэтом, - разочаровался я.

– Может и был, но в тайне. Прославился он как пират.

Я сугубо смутился, позволив себя так мистифицировать, и снова принялся поедать печенье. Сочинитель "Корсара", через чур, как видно, проникшийся жизнью своего персонажа, ничего не брал с блюд, и прибора ему не положилось, но уста и челюсти его шевелились.

– А что вы жуёте?
– полюбопытствовал я.

– Вяленые листья табака и лавра.

– Зачем?

– Чтоб не есть ничего другого.

– Вы поститесь по мусульманскому обычаю?

– Да. Пожалуй, - рассеянно отвечал поэт.

– Позвольте вам заметить, однако, что таким способом невозможно убить чувство голода. Напротив! Вы, во-первых, усиливаете его острым вкусом пряностей, во-вторых, жеванием сигнализируете желудку производить побольше желудочного сока, чтоб переработать грядущую пищу, но она не поступает, и едкий кислотный секрет разъедает ваш орган изнутри!

– Откуда вам известны секреты моих органов?

– Секретом называется биологически активная субстанция, вырабатываемая железами.

– Какая глубокая метафора ... Вы медик?

– Я изучал медицину.

– Отлично. Добро пожаловать в семью...

***

Это выше и великолепнее всего, о чём я мог мечтать. Увидав однажды этого человека издали, я считал бы, что не напрасно прожил жизнь, и вдруг я не только поступаю к нему на службу, но ужинаю и ночую в его доме!

Однако странное событие потрясло мой ночной покой. Ровно в двенадцать часов в мою опочивальню вошло семь человек в руках со свечами и картонными карточками, расселось полуколесом у кровати и без предупреждений зачитало по очереди следующие нелепости: