Материалы к альтернативной биографии
Шрифт:
– Чем кто?
– Чем вы.
– Так я для вас ничтожество!?
– Нет, для себя: вы сами так себя назвали.
– Я лишь предполагал ваше мнение, - и, как видно, не ошибся: вы презираете меня!
– С чего бы вдруг?...
– Я... я плохо пишу!
– Как умеете,
– Но умею - плохо!
– Я тут не разбираюсь...
– Что!? Вы издеваетесь!? Вы - один из выдающихся писателей!....
– Вот именно.
– Как так?
– Мне самому часто не нравится мои сочинения. ... Наверное, я страшно заблуждаюсь.
– Или не вы!
Посмотрел на меня, как на чихнувшего клопа, усмехнулся:
– Этак мы до обеда не помиримся.
– Зачем нам мириться!? Дайте мне расчет - и живите спокойно!
– Нет. Я не хочу спокойно жить. Вы мне всё больше нравитесь. Но вам, пожалуй, надо успокоиться. Будете миндальный коржик с какао на молоке?
– Я должен сперва принять ванну.
– Чувство долга всегда похвально. Распоряжусь, чтоб нагрели воды. Приходите через десять минут.
Я ему нравлюсь! Выскочка, пресытившийся лаврами! (Это я о нём) Я для него - шут! Шут может и обругать короля - ведь он дурачок - шут, разумеется... О, Господи! У меня ничего не получается! Чёртовы местоимения! Проклятый английский!
Ну, ничего. Я ведь только учусь. Я ещё зарою тут собаку!
***
Повреждённая нога причиняла мне сильную боль с каждым шагом, и, соответственно, я боялся показаться на глаза великому хромому, предвкушая какое-либо ёрничество, однако, встретив меня еле ковыляющим у ванной, милорд сказал только, что лохань уже полна воды напополам с розовым маслом и пенным шампунем. Я расстегнул первую пуговицу и испытывающее взглянул на моего благодетеля. Тот стоял, присев на край стола для умывального таза, и бросал на меня двусмысленно-хищные взоры. После трёхкратной просьбы он оставил меня наедине с ванной. Я (прошу прощения) разоблачился и, прежде чем погрузиться, отодвинул комья пены. Что же я увидел!? Белое дно обыденной купели было осыпано крупным чёрным песком, а по поверхности воды торжественно и безмятежно плавал прямой, как заноза, длинный бурый волос. "О Боже!
– вскричал я, - Что за чертовщина!".
Я был уверен, что Байрон стоит за дверью. Может, так оно и было, но, прежде чем он в неё постучал (а она была заперта) я успел снова одеться и надломить деревянную щётку, колотя ею по тазу и стенам, а так же изрядно натрудить горло.
– Ну, что у вас?
– спросил он, заглядывая, - Левиафан?
– Не знаю, какую из ваших тварей вы мыли тут до меня!
– Со своими тварями я так не поступаю: они портятся от воды...
–
– Грязная?......... Нда, что-то не то...
Он свистнул в дудочку с Ватерлоо, созвал слуг и спросил их:
– Кто из вас... ещё не мылся после вчерашнего?
Откликнулось трое.
– Ладно. Мечите жребий и ныряйте, пока не остыла. Его высочество отказывается.
– Нет!
– возразил я, - Я не отказываюсь!
Рассудив, что после посещения любого из этих верзил ванна окончательно придёт в негодность, тогда же как эта вода всё-таки сдобрена благовониями и мылом, прозрачна и ещё тепла, я отважился на данный гигиенический компромисс и снова не без труда выставил за дверь его светлость с его отребьем.
В шапке из пены в окружении плавающих обломков щётки я лежал и думал, как же мне реагировать на известные поползновения моего работотдателя, которому и как врач я не нужен, и как писатель не интересен. Сбежать? Прибегнуть к защите телохранителей? Или покориться его причудам? Может быть они суть выражения действительно доброго отношения ко мне? В любом случае это будет более его позор, нежели мой, а я, пожалуй, стяжаю даже завить многих любопытных.
Водные приключения мои не закончились добром. Сначала я полчаса надрывался, требуя свежего полотенца, потом весь дом был перерыт в поисках халата для меня. В том, который нашли, я был окрещён маленьким Муком.
Я почти не обращал внимания на окружающее веселье, преданный всё тем же вопросам.
***
К вечеру решение созрело. Я проник в альков его сиятельства. В кои-то веки он заполнял лист письменами. Отсалютовал мне пером.
– О, вы кстати. Поищите где-нибудь свечку: это совсем прогорела.
Проглотив обиду, я вышел, еле докричался до прислуги, успевшей поднабраться.
В кабинете милорда давно уже господствовала тьма, но он, казалось, даже рад был этому:
– А я было задумался, о чём ещё написать, - прозвучал из мрака его голос.
Кое-какие огарки мы для него нашли. Я отослал слуг, а сам остался послушать последний монолог Макбета. Дослушав, взял серьёзный тон:
– Милостивый государь, мы уже давно вместе, но я так и не имел возможности исполнить при вас своих прямых обязанностей.
– Вы до сих пор не начали дневник?
– Дневник я веду исправно, но как врач остаюсь не у дел.
– Врач, исцели самого себя, - ответил этот умник на латыни.
– Я знал, что рано или поздно вы поставите мне на вид мою вывихнутую ногу, - хранил хладнокровие я, - Если вам хочется ещё поостроумничать, вы можете приоткрыть мои рукописи и, вот эдак сморщившись, изречь, что - да, мне уж лучше заняться медициной! Видите, я достаточно изучил вашу душу. Но вот ваше тело остаётся для меня тайной.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
