Материалы к альтернативной биографии

Февралева Ольга Валерьевна

Завернув за правый угол столба, я ударился лбом о глиняную свистульку в виде тритона, болтающуюся на пёстром снурке, потёр голову и перед новым манёвром отошёл на некоторое расстояние, но всё равно принуждён был содрогнуться до самых костей: на третьей грани столба висело изображение моего вчерашнего божества - очень красивый, пожалуй, самый замечательный из всех виданных мною портрет, настоящий, живописный, точно снятый с натуры - не дешёвая небрежная гравюра. Я тотчас опустил глаза, как школьник перед строгим учителем, отступил ещё на три шага, упёрся в стол, покрытый клетчатой скатертью, и снова, уже храбро глянул на картину. Не

всё ли равно, что украшает стены гостиницы? Вот потрет молодого аристократичного человека, равнодушно устремляющего взор куда-то влево. Он не смотрит на меня, и я не буду на него смотреть. Я снова завернул и нашёл на столбе закреплённую клепсидру, подсвеченную лампадами сверху и снизу. В ней из сосуда в сосуд капала тёмно-рубиновая жидкость. Она гипнотизировала меня. В глазах моих стало быстро смеркаться...

Внезапный пронзительный звук пробудил меня. Я сидел за столиком напротив портрета и только что оторвал голову от стола. Мне казалось, что я уже очень долго пробыл в этой гостинице или часто бывал тут прежде - есть такое нервическое наваждение...

Спиной ко мне, глядя на три одинаковых двери перед свистком, стоял неподвижно мальчик. Его ожидание вознаградилось, когда одна из дверей открылась и выпустила в зал сонного служителя.

– Чего стряслось?
– спросил тот.

– Новый человек пришёл, - ответил мальчуган и указал на меня.

Служитель не слишком приветливо окинул меня взглядом.

– Новый человек, - повтори он себе под нос, - Вот пусть бы он сам и свистел.

– А мне нравится свистеть!
– заявил мальчик.

– Чего желаете?
– спросил меня угрюмый толстяк, - Только попробуйте сказать "ничего"!

– Горячего чаю и постель на один день.

– Стало быть вы собираетесь весь день проваляться под одеялом и ничего не возьмёте в рот, коме чаю?

– Нет, вы не совсем пра...

– Так вы уж говорите попонятней!

– Сейчас я выпил бы чашку горячего чаю, потом лёг в постель, а, выспавшись, ушёл бы, - исправился я.

– А денег, стало быть, не держите?

– Нет, деньги есть, но мало...

– Значит, русский?

– Верно. Как вы догадались?

– Только русские говорят "нет да" и "да нет".

– Так вы дадите мне чаю?

– Дам. Минутку.

Служитель скрылся, а мальчик, встав на цыпочки, перевернул клепсидру и наконец вернулся к своему столу, где его ждала женщина в тёмном платье.

– Значит, он вырос без родителей?
– спросил он её по-английски, но не совсем правильно, будто он только недавно начал изучать этот язык.

– Да, мать рано умерла, а отцу не позволяли с ним видеться, - возобновила рассказ дама, - Он жил на попечении взбалмошной бабки и перевлюблялся во всех своих кузин.

– А на дуэли он дрался?
– перебил её слушатель.

– Да, за что потом отправился в изгнание на Кавказ...

– На восток, - вступил в разговор мужчина, дымящий трубкой в углу, - Все держат путь на восток...

Мне хотелось пересесть, и свободные места в зале были, но что-то придавливало меня к лавке. При том я недурно себя чувствовал. Краткая дремота восстановила мою бодрость. Только всё мне казалось здесь странным, особенно гости, ужинающие или завтракающие часа в три ночи. Наблюдая за ними, рассматривая обстановку, я коротал время, забыв про заказанный чай.

В плинтус у подножья увешанного символами столба были вонзены копья и дротики - столь часто, что они щетинились, как куст молодой ивы у реки по весне. По всему периметру комнаты пядей на пять от потолка тянулись полки, уставленные пустыми пыльными бутылками. Люстра была сделана из корабельного штурвала о двенадцати рукоятках, к каждой из которых крепилась цепочка, держащая стеклянную лампаду с прозрачным маслом и тонким фитильком. Эти светильники походили на парящие в воздухе цветки лилий. В грубую древесину колеса были вправлены кусочки перламутра, складывающиеся в знаки зодиакальных созвездий.

– А он женат?
– продолжали свой разговор посетители.

– Нет. И ни братьев, ни сестёр у него нет. Очевидно, с ним погибнет весь его род.

– Значит, слава не утихнет.

– Ваш чай, - прозвучал надо мной голос служителя, ставящего на стол дымящуюся чашку.

– Благодарю.

– Без сахара, - бросил угрюмый тип и удалился восвояси.

Напиток не вызывал моего доверия, к тому же он был заварен таким крутым кипятком, что прикоснуться было страшно. Я отодвинул чашку и вздохнул.

– Вы читали его "Ночи"?
– спрашивала дама у курильщика, - Я слышала, Ламартин перевёл их. Они так ужасны! Особенно вторая.

– А сколько их всего?

– Три.

Я попытался пригубить таинственный отвар, но обжёгся и снова отставил чашку.