Меч в терновом венце

Савин Иван Иванович

Ты такой ли, как и прежде, богомольный В чужедальней басурманской стороне? Так ли дышишь весело и вольно, Как дышал когда-то на войне? Не боишься голода и стужи, Дружишь с нищетою золотой, С каждым человеком дружишь, Оказавшимся поблизости с тобой. Отдаешь последнюю рубаху, Крест нательный даришь бедняку, Не колеблясь, не жалея — с маху, Как и подобает казаку. Так ли ты пируешь до рассвета, И в любви такой же озорной, Разорительный, разбойный, но при этом Нераздельный,

целомудренно скупой.

«Умей же, брат мой, без разбора…»

Умей же, брат мой, без разбора Все изумительно ценить, Простить разбойника и вора, Обиду горькую забыть. Без опасений, без оглядки Встречать грядущие года И не играть с судьбою в прятки, А быть ей вызовом всегда.

ГУРДА

Гурда по-чеченски: держись!

1

На клинке блестящем у эфеса Полумесяц рваный и звезда. Нет на свете лучшего отвеса, Чем отвес твой, драгоценная гурда. В мире нет тебе подобной стали — Невесомой, гибкой и сухой, За тебя мюриды умирали, Чтобы только обладать тобой. Ты в руке испытанной у бека Без зазубрин разрубала гвоздь, Рассекала с маху человека От плеча до паха наискось. Говорят — и повторяют это, — Что тебя, с заклятьем на устах, Выковал по просьбе Магомета В поднебесной кузнице Аллах. Для твоей неукротимой славы Украшенья были не нужны: Костяная рукоятка без оправы, В темной коже — легкие ножны.

2

Месть за сына, за отца, за брата, За семью поруганную — месть! Нет войны священней газавата, Но враги безжалостнее — есть. Над имамом флаг зеленый реет: Весь Кавказ привстал на стременах, Над Баклановым по ветру веет Черный, с черепами флаг. Рассыпались всадники по полю, С каждым смерть скакала на-обочь, На чеченскую седую волю Опускалась северная ночь. Над страницами раскрытого Корана Оседала поднятая пыль. Казаки — в аулах Дагестана, На Гугнибе — сдавшийся Шамиль. Стала ты подругой у шайтана, Породнилась с заколдованной рукой. Черт Петрович, генерал Бакланов Самовластно завладел тобой.

3

(Казачья песня)

«Вдоль по линии Кавказской Млад-сизой орел летал. Он летает перед войсками, Наш походный атаман. Он с походом нас поздравил, Отдавал строгий приказ: Чтоб у вас, ребята, были Ружья новые Бердан, Шашки острые в ножнах, Пистолеты в кобурах… Что ты, ворон, что ты, черный, Что ты вьешься надо мной? Ведь добыча-то плохая: Я — казак — еще не твой!»

4

Черт не спит. Ему давно не спится. Скучно

в Петербурге одному. Старый черт из Гугнинской станицы Был роднёю деду моему. И ему, предчувствуя кончину, Он тебя на память передал. В Петербурге умер от кручины Сосланный казачий генерал. Дед носил тебя, ценить умея, И уча потом носить меня — На кавказской узкой портупее Из простого сыромятного ремня.

5

Ты одна со мною разделила Юность бесшабашную мою, Ты меня настойчиво учила Нужному спокойствию в бою. За тобой — баклановская слава, А за мной — двадцатилетний пыл. Подхватила нас казачья лава, Сумасшедший ветер закружил. Что тогда мне снилось и казалось? Сколько раз рубил я сгоряча Смерть свою, которая касалась Ненароком моего плеча. Помнишь вьюжный день на Перекопе? Мертвый конь, разбитые ножны… Много лет живя с тобой в Европе, Ничего забыть мы не должны.

ЛЕРМОНТОВ

Через Пушкина и через Тютчева, Опять возвращаясь к нему, Казалось, не самому лучшему, — Мы равных не видим ему. Только парус белеет на взморье, И ангел летит средь миров, Но вот уже в Пятигорье Отмерено десять шагов. Не целясь, Мартынов стреляет, Держа пистолет наискось, И нас эта пуля пронзает Сквозь душу и сердце — насквозь.

СТАМБУЛ

Нет — ничего не мин у ло! Месяц встает молодой. Медленно всплыл над Стамбулом Легкий челнок золотой. Снова по звездным дорогам, Снова в райских садах С нашим доверчивым Богом Вместе гуляет Аллах. В бедной кофейне Скутари Предок мой песни поет. Прошлое нас не состарит, Прошлое к сердцу прижмет. Голос гортанно поющий, Город в ночи голубой… Горечь кофейной гущи Запью ледяною водой.

ИГРА

Игра сдана и начата. Глухая ночь. Начало марта. Любимый месяц; но не та Опять ко мне приходит карта. Опять, как будто бы на зло, Я лишь фигуры прикупаю. Мне никогда так не «везло», Но я играю и играю. За ночь одну я поседел. Бледней стены, в табачном дыме, Я не сдаюсь. Ломая мел, Твое нетронутое имя Пишу на залитом сукне, В чаду разгрома и попойки, В залог всему. И снова мне Дают валета к нищей двойке. Иль я не создан для игры, Иль я, действительно, не молод. И вот в Тартар-тартарары Лечу стремглав, вдыхая холод Непоправимого конца, Игры проигранной до праха, И нет, как нет у мертвеца, Во мне сомнения и страха.