Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Да, вы ещё сказали, что это ваш кузен.
– То был мой брат Аркадий.
– Татьяна заметила, как гость наморщил широкий лоб.
– Он уезжал в Новороссийск, оттуда на пароходе должен был уйти за границу, и я боялась, что в Москве его могут арестовать. Отец предупреждал меня, что Аркадий может приехать в Москву и напакостить мне. Но брат предложил мне отправиться с ним за границу, потому что семью Костюк, мол, всё равно будет преследовать советская власть. Но я с ним не поехала.
– Где он теперь?
– То
– Если вдруг Аркадий объявится, дайте мне знать.
– Мерецков протянул Татьяне листок, на котором был записан номер его телефона.
9
Начало марта 1924 года на Дону выдалось по-весеннему тёплым, правда, когда шли дожди, становилось прохладно. Мерецков всё последнее время проводил в поле, на учениях, и, хотя всё шло строго по плану, он был каким- то настороженным и грустным. Это заметил комдив Ольшанский.
– Что-нибудь случилось?
– спросил он. Ольшанский находился на КП дивизии и в бинокль наблюдал, как сапёры обезвреживали минное поле противника, чтобы затем пехота ринулась на штурм его укреплений.
– Тут такое дело...
– смущённо заговорил Кирилл Афанасьевич.
– Ночью у моей жены начались схватки...
– Ты ждёшь малыша?
– уставился на него Ольшанский.
– Вот здорово! И что же ты сделал?
– Отвёз её в роддом, а сам поспешил на службу. Теперь вот переживаю, как там она.
– Мерецков достал папиросы и закурил.
– Почему же мне не позвонил, когда отвёз Дуняшу в роддом?
– сурово спросил комдив.
– Я бы разрешил тебе остаться там до выяснения ситуации.
– Не хотел отвлекать тебя от важных дел. А тут ещё учения начались...
Ольшанский поправил на груди бинокль, подошёл к Мерецкову ближе.
– Вот что, Кирилл. Оставь за себя своего заместителя, а сам поезжай в роддом. Город-то в тридцати километрах! Полчаса ходу, и будешь на месте. Или ты не уверен, что заместитель сумеет руководить войсками на учении?
– Нет, что ты, он подготовлен хорошо, - смущённо ответил Кирилл Афанасьевич.
– И всё же...
– И всё же тебе надо ехать!
– Ольшанский был в эти минуты не похож на себя, голос у него стал твёрдым и решительным. Казалось, он больше чем сам Мерецков пережимает за его жену.
Мерецков растерянный стоял на КП.
– Чего ждёшь?
– рявкнул комдив.
– Когда мне вернуться в штаб?
– спросил Кирилл Афанасьевич.
– Решай сам, исходя из обстановки, понял?..
«Эмка», скрипнув тормозами, застыла у подъезда роддома. А тут, как на грех, когда проехали мост через Дон, подул ветер, нагнал чёрные тучи, грянул гром и с неба хлынули потоки дождя. Мерецков выскочил из машины, и, пока ему открывали дверь, он изрядно промок.
–
– спросила его дежурный врач приёмного покоя, полная, сероглазая женщина в белом как снег халате. Смотрела она на Мерецкова строго, словно он в чём-то перед ней провинился.
– Моя жена здесь у вас, и я хотел бы знать, родила ли она?
– Голос его прозвучал тихо, но твёрдо.
– Прошлой ночью я доставил её сюда... Мерецкова Дуня...
– Минутку.
– Врач полистала журнал.
– Да, есть такая, она ещё не родила.
– Я могу пройти к жене?
– Вы что, шутите?
– усмехнулась врач.
– Ну, учудил командир!
– А можно передать ей записку?
– Пишите!
– Врач улыбнулась.
– Только коротко и без жалости. Женщине перед родами волноваться никак нельзя!
Мерецков смутился и не сразу сообразил, что писать жене. «Коротко и без жалости...» Ох уж эти врачи, всё у них не так, как у других людей. Он сел за столик в углу приёмного отделения и стал сочинять записку. «Дуняша, милая моя жёнушка, душа у меня по тебе болит. Как ты себя чувствуешь? Ты уж, голубушка, крепись! Чует моё сердце, что ты мне подаришь мальчика. Но если и девочку, то моя любовь к ней будет покрепче брони танка... Краше тебя, Дуняша, у меня никого нет. Целую. Твой Кирилл».
Мерецков свернул записку и отдал её врачу.
– У меня к вам просьба: если вдруг что-то случится, позвоните мне домой.
Глубокой ночью Мерецкова разбудил телефонный звонок. Он вскочил с дивана и рывком снял трубку.
– Это вы, товарищ Мерецков?
– Он узнал голос дежурного врача.
– Да, это я. Что-нибудь случилось?
– Случилось. Ваша жена только что родила.
– Кто у меня?
– спросил Мерецков и затаил дыхание.
– Сын!
– Ура!
– закричал он.
«Ну что ж, сын - это здорово!
– подумал Кирилл Афанасьевич.
– Дуняша небось тоже рада. А на учения я поеду рано утром...»
Мерецков прибыл в штаб дивизии, когда над степью взошло солнце и его лучи щедро согревали землю. На кустах и цветах во дворе штаба серебрилась роса. На деревьях чирикали воробьи. Мерецков вошёл в штаб и, увидев за столом комдива Ольшанского, прямо с порога гаркнул:
– У меня родился сын!
– Он разделся, повесил фуражку на вешалку, сел к столу напротив комдива.
Тот отложил в сторону бумаги.
– У тебя сегодня счастливый день!
– Ольшанский встал и пожал ему руку.
– Сын - это то, чего ты так желал, правда?
– Да, я мечтал о сыне.
– Он тоже станет военным?
– спросил Ольшанский.
– Я в этом не уверен, но, если он захочет стать военным, мешать ему не буду!
Мерецков через три дня снова поехал в город, навестил жену и подержал на руках сына. Вернулся он на службу окрылённый. Казалось, готов был горы свернуть!