Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Такого указания от вас я не получал, - пояснил Кирилл Афанасьевич.
– Я был в Генштабе у генерала Василевского, туда и позвонил мне Поскрёбышев, вот я и при был к вам.
– Хорошо. Садитесь сюда, ко мне поближе.
С места поднялся Мехлис.
– Разрешите идти?
– Посиди, Лев Захарович, - одёрнул его вождь.
– Тебе тоже полезно будет послушать.
Мерецков, подойдя к карте, обстоятельно изложил всё то, чем живёт сейчас Северо-Западный фронт. Не умолчал и о тех потерях, которые понесли войска в последних оборонительных боях,
– Хочу ещё добавить, что генералов Курочкина и Ватутина я хорошо знаю и всё же был строг к тем недостаткам, которые вскрыл в армиях фронта, - подчеркнул Кирилл Афанасьевич.
Он ожидал, что Верховный задаст ему вопросы, возможно, заговорит и Мехлис, но ни тот ни другой и слова не обронили. Сталин, судя по его сосредоточенному лиду, что-то обдумывал и вдруг спросил:
– Не заменить ли нам командующего фронтом генерала Курочкина кем-то другим, более энергичным?
– С этим согласиться не могу, товарищ Сталин, - сдержанно возразил Мерецков и почувствовал, как засосало под ложечкой.
– Командующий, как вы понимаете, не командир полка, дивизии и даже не командарм, и разбрасываться такими людьми нам негоже. К тому же генерал Курочкин хорошо проявил себя в боях с белофиннами. У него есть свой стиль в работе, в основе которого лежит боевой опыт.
– А если этот фронт возглавит генерал Ватутин?
– прервал его Верховный.
– Я догадываюсь, кто предложил вам эту идею, - добродушно улыбнулся Мерецков. Он боялся, что Сталин рассердится: не любил вождь, когда на его вопросы сразу не отвечали, а высказывали свои контрпредложения. Так бывало не раз и с Кириллом Афанасьевичем.
Однако на усыпанном оспинами лице Сталина вспыхнула улыбка. Он посмотрел на смутившегося Мехлиса, затем перевёл взгляд на Мерецкова.
– Скажите!
– Лев Захарович. Он ещё в штабе Северо-Западного фронта предлагал эту идею, но я отнёсся к ней отрицательно и объяснил почему. То же самое могу повторить и вам, Иосиф Виссарионович.
Верховный не вспылил, как обычно, он задумался. В кабинете было так тихо, что с улицы в окна долетали шум проезжавших машин, голоса людей. Наконец Сталин вскинул брови и, глядя на Кирилла Афанасьевича, спросил:
– Значит, вы уверены, что генерал Курочкин справится с теми задачами, которые возложила на него Ставка?
Мерецков ответил не раздумывая:
– Уверен, Иосиф Виссарионович. Кстати, у меня был откровенный разговор с генералом Ватутиным. Я спросил, не хотел бы он возглавить фронт. Он сказал, что у генерала Курочкина больше боевого опыта и он, как начальник штаба фронта, это почувствовал, когда войска сдерживали в упорных боях натиск гитлеровцев. В отношении самого Ватутина я согласен с Львом Захаровичем, что Николай Фёдорович весьма талантливый и мыслящий гене рал и у него большое будущее.
– Даже так?
– Сталин насмешливо взглянул на Мерецкова.
Наконец подал голос
– А я бы уже сейчас дал генералу Ватутину если не Северо-Западный фронт, то какой-либо другой.
Сталин усмехнулся.
– Лев Захарович, твоими бы устами мёд пить! Кстати, Кирилл Афанасьевич, в чём «отличился» на фронте товарищ Мехлис? Я спрашивал об этом Булганина, когда он вернулся в Москву, но он толком ничего мне не объяснил.
Мерецков смутился.
– Пусть вам объяснит сам Лев Захарович...
– Помолчав, он добавил: - А вообще-то он извинился за свою горячность, и больше претензий друг к другу мы не имеем. Так, Лев Захарович?
– Не стану отрицать, я действительно тогда погорячился, хотя по-прежнему считаю, что генерал Курочкин дол жён жёстко требовать от командармов учить войска воевать по-современному, а не либеральничать.
– Мы это дело поправим, - твёрдо произнёс Верховный, и в его глазах блеснули искорки.
– Сейчас идёт жестокая, кровавая война, решается вопрос, кто кого: или мы разобьём полчища гитлеровцев, или они сомнут нас. Поэтому биться с врагом надо до последнего, и тому, кто этого не понимает, нельзя доверять высокий пост. Считаю, что мы правильно поступили, сняв генерала Качанова с поста командующего 34-й армией. Давно следовало это сделать.
«Кажется, вождь принял сторону Мехлиса», - грустим подумал Кирилл Афанасьевич и, уже ничуть не смущаясь, заявил Сталину, что готов отвечать головой за всё, что делает на фронтах как представитель Ставки.
– Я бы не хотел, чтобы мои слова вы, товарищ Сталин, восприняли как риторику или лозунг.
– Мерецков произнёс эту фразу сдержанно, но твёрдо. На лбу у него появились глубокие складки.
– У меня нет оснований предъявлять серьёзные претензии к командованию Северо-Западного фронта. Если таковые есть у Льва Захаровича, вам решать.
Мехлис поднялся с места, хотел было что-то возразить, но его опередил Верховный.
– Вам, Кирилл Афанасьевич, я полностью доверяю.
– Лицо вождя посветлело, словно осветилось изнутри, усы шевельнулись.
– Это хорошо, что обстановка на Северо-Западном фронте стабилизировалась. Вижу, вы там вошли в курс дела, копнули глубоко. У меня для вас есть новое ответственное задание.
– Он пригласил Мерецкова к оперативной карте.
– Начальник Генштаба маршал Шапошников доложил, что, по данным наших разведчиков, финны рвутся к Волхову, чтобы соединиться с немецкими войсками. Надо любым способом остановить их!
Мерецков знал, что на Ладожско-Онежском перешейке с финнами сражается 7-я армия генерала Филиппа Гореленко, Героя Советского Союза. Военачальник он расчётливый, в огонь с ходу не бросается и войска бережёт.
– Я же его знаю, товарищ Сталин!
– воскликнул Кирилл Афанасьевич.
– Героя он заслужил за храбрость в боях с белофиннами и умелое руководство войсками. Я сам подписывал представление на Гореленко.
– Но его войска отступают на юг, к Свири, вот сюда!
– И Сталин ткнул указкой в жирную точку на карте.