Мерецков. Мерцающий луч славы

Золототрубов Александр Михайлович

–  Из рейса сын вернулся двадцать первого июня, а в ночь на двадцать второе он дежурил на пароходе. Прибежал домой рано утром и сообщил мне, что началась война. А через три дня его уже призвали в армию.
– Она передохнула, голос её звучал тихо, и Кирилл Афанасьевич догадался, что ей было нелегко всё это говорить.
– Военный эшелон, в котором находился и мой сын, шёл через Ростов, и на станции его на какое-то время поставили на запасной путь. Игорь примчался ко мне днём, он так похудел за эти дни, что мне стало жаль его и я расплакалась. Начала просить его, чтобы поберёг себя, а он попросил меня скорее собрать что-нибудь поесть: «Я, - говорит, -

с утра ничего в рот не брал». Потом спросил о Любе, девушке, с которой он дружил. Я ответила, что она у меня не была. «Если придёт, скажи ей, что я ушёл на войну, что люблю её, что буду ей писать». Потом он ушёл и с тех пор не давал о себе знать. А в сентябре я получила на него похоронку и ваше письмо, и мне стало ясно, как он погиб в бою. Это был для меня такой удар, что я слегла и неделю не ходила за город рыть окопы.

–  А я узнал о том, что это ваш сын, перед самой поездкой на передовую, - глухо произнёс Кирилл Афанасьевич и подробно рассказал Татьяне о смерти Игоря.

Татьяна, с трудом шевеля губами, поведала о том, что сын очень хотел попасть на военный флот, со слезами просил военкома направить его на боевые корабли, но тот не внял его просьбе.

–  Может, и не погиб бы Игорёк, если бы попал на флот, грустно промолвила Татьяна.
– Значит, не судьба. – Она подняла на Мерецкова глаза и вдруг жёстко, с обидой спросила: - Почему его сразу послали на фронт? Ведь он не был обучен военному делу, никогда не держал в руках винтовку, а его тут же бросили в бой...

«Не стану говорить ей, что Игорь самовольно убежал из эшелона домой, за что и попал в штрафной батальон, - решил Мерецков.
– Это может новой болью отозваться в ней».

–  Война, Татьяна Игоревна, началась внезапно, и случилась такая заваруха, что не поймёшь, кто прав, а кто виноват, - печально ответил Кирилл Афанасьевич.

–  Моего отца убили белогвардейцы, но то были наши враги, а Игоря ведь призвали в Красную Армию!
– произнесла Татьяна.
– Подучили бы парня военному делу, а потом и в бой послали бы.

–  Что поделаешь!
– передёрнул плечами Мерецков и, немного помолчав, спросил, получила ли она награду сына.

Татьяна молча прошла в другую комнату и принесла что-то завёрнутое в белый платочек.

–  Вот он, орден Красной Звезды, - тихо сказала она.
– Я берегу его как самое святое. Хоть и погиб мой Игорёк, но погиб не трусом, а героем! Вырастет внук и узнает, каким солдатом был его отец.

Мерецков вздрогнул, словно его кольнули.

–  Какой внук?
– спросил он напряжённо.

–  Разве я вам не говорила?
– Татьяна удивлённо посмотрела ему в лицо и тут же спохватилась.
– Извините, это был у меня разговор с военкомом, когда я уезжала из Ростова в Москву к тете. Она тогда приболела, и я приехала пожить у неё... Так вот мой Игорёк встречался с девушкой, но расписаться не успел, а вскоре после его отъезда в армию у него родился сын, которого назвали Васей. Люба живёт неподалёку от Ростова, в селе, где раньше жил и учился в школе мой муж Альберт Кречет. А когда я уезжала к тете, она переселилась с малышом в мою квартиру: всё-таки в городе жить с малым ребёнком легче, чем в селе.

–  Сколько сейчас мальчику?

–  Пошёл второй годик. Забавный малыш, вылитый Игорёк в детстве.

–  Так это же счастье какое, а?
– улыбнулся Мерецков.
– В сыне течёт отцовская кровь!

–  В малыше я души не чаю, - призналась Татьяна.
– Соскучилась по нему, а поехать в Ростов

сейчас не могу: там идёт война. Город ещё в конце октября захватили гитлеровцы, через неделю их выбили оттуда, но надолго ли? Немцы рвутся на Кавказ и наверняка снова захватят Ростов.
– Татьяна помолчала, потом окликнула хозяйку: Ася Марковна, вы всё приготовили?

–  Стол накрыт, приглашаю вас!
– отозвалась хозяйка.

Мерецков вопросительно взглянул на Татьяну. Та догадалась, в чём дело, сказала тихо, но твёрдо:

–  Давайте помянем моего Игорька, я очень вас прошу...
– Голос у неё дрогнул, она посмотрела на гостя немигающими глазами. В них, как показалось Кириллу Афанасьевичу, был упрёк, и он не смог смолчать.

–  Татьяна Игоревна, я хочу, чтобы вы знали: вины моей или моих товарищей в гибели вашего сына нет.

–  Бог с вами, Кирилл Афанасьевич, разве я могу вас в чём-то упрекнуть!
– едва не крикнула Татьяна.
– Такая, видно, судьба выпала на долю сына, тут уж ничего не поделаешь. Помню, отец говорил мне, когда приезжал н Москву, что поначалу думал отрезать вам больную ногу, так как боялся, что начнётся гангрена. Но нога-то у вас осталась! Случай один из тысячи, говорю вам как врач, хотя моя профессия лечить зубы. И всё же...

Время летело, и Мерецков заторопился домой, чтобы собраться в дорогу.

Когда он вошёл в квартиру, жена спросила:

–  Ты, наверное, заходил проведать ростовчан?

–  Только что от них, - снимая шинель, проговорил Кирилл Афанасьевич.
– Ты, Дуняша, как в воду глядела. Татьяна Игоревна, мать погибшего солдата, живёт у своей тёти, а приехала к ней задолго до взятия немцами Ростова. Оказывается, у солдата Кречета родился сын уже после отъезда на фронт. Ему второй год. А вот оформить брак со своей девушкой Любой Игорь не успел.

–  Так это же прекрасно, бабушке есть о ком позаботиться!

–  Вот и я ей об этом сказал.
– Мерецков грузно сел на диван.
– А знаешь, кто я теперь?
– вдруг спросил он жену.
– Командующий Волховским фронтом!

–  Кирюша, ты это давно заслужил, я тебя поздравляю!
– Она подошла к нему и поцеловала.

В ночь он улетел. Когда под самолётом оказался Ленинград, кромешную тьму острыми клинками разрезали ракеты, на переднем крае взрывались снаряды и мины, вихрем неслись трассирующие пули. В иллюминатор самолёта это было отчётливо видно.

–  Бои местного значения, - перехватив взгляд Мерецкова, сказал генерал Стельмах.

Самолёт коснулся земли, немного пробежал и остановился. Мерецков спрыгнул на землю, следом за ним Стельмах.

–  Григорий Давидович, в десять утра проведём совещание командиров, так что распорядись. Теперь ты начальник штаба фронта, моя правая рука. Тихвинскую наступательную операцию надо нам завершить успешно.

–  Слушаюсь, товарищ командующий!

Всякое доброе дело несёт награду в самом себе, и в этом Мерецков не сомневался, как не сомневался и в том, что дыхание фронтовой жизни - бой, где каждый военачальник стремится взять верх над противником. Помня об этом, Кирилл Афанасьевич не знал устали в январские дни 1942 года. В штабе вовсю кипела работа, и ему, командующему фронтом, то или иное решение давалось с трудом. После возвращения из Ставки ему звонил маршал Шапошников, спрашивал, получил ли он директиву и как идёт подготовка к операции. Мерецков ответил, что документ получил, всё руководство фронта трудится «в поте лица», на что начальник Генштаба полушутя сказал: