Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Пошли за комдивом Кошевым вездеход, - распорядился Мерецков.
Полковник Кошевой прибыл в деревню Павловские Концы, где находился КП командарма. Кирилл Афанасьевич тепло встретил комдива.
– На вашу дивизию, Пётр Кириллович, у меня вся надежда, - улыбнулся он.
– Перед войной вы командовали дивизией, и нам увидеться не довелось. Теперь вы здесь. Уверен, что мы с вами подружимся, не так ли?
Кошевой не ждал такого душевного разговора с командармом. Он был наслышан, что Мерецков «суров», порой даже «жесток», если дело касалось армии, и что он не держит на службе тех, кто хоть чем-то запятнал себя. «Может, это и правда, - подумал Кошевой, - поживём-увидим», но то, что командарм человек
– Что прикажете, товарищ генерал армии, то и буду делать, - весело заговорил комдив.
– Я ещё не был на фронте, если не считать Гражданскую войну, где я участвовал в боях. Тогда мне было шестнадцать лет.
– А мне двадцать три!
– заметил Кирилл Афанасьевич.
– Но ты не жалей, Пётр Кириллович, что раньше не был на фронте. Тут тебе придётся глотнуть немало пороховой гари.
– Вы сказали, у вас вся надежда на мою дивизию. Что вы имели в виду?
– спросил Кошевой.
– Будешь наносить главный удар в центре по обороне врага, - пояснил Мерецков.
– Позже я тебе всё растолкую. А сейчас желал бы знать подробности о вашей стрелковой дивизии. Как она вооружена, надо ли ещё какого оружия и войска?
Кошевой почувствовал себя увереннее и не без гордости заявил, что его стрелковая дивизия полнокровная, боевая, у неё есть всё, что надо, она готова хоть завтра идти в бой.
– Поначалу я думал, что нас бросят под Москву, так и говорили, когда мы погрузились в эшелоны, - с удивлением произнёс Кошевой.
– А потом вдруг прямым курсом под Тихвин. Что бы это значило, хотелось бы знать. Под Москвой, слыхал я, идёт сражение не на жизнь, а на смерть, нашим бы моя дивизия - что могучий снаряд в броневой щит фашистов. Но нет, бросили на север.
– Ты, Пётр Кириллович, находишься там, где враг перерезал артерию, которая питала Ленинград, - сказал Мерецков.
– Эту артерию нужно как можно скорее освободить от врага, иначе защитникам города станет ещё тяжелее. Так что здесь, под Тихвином, жизненный перекрёсток войны. Соображаешь, полковник?
– Как не сообразить, если вы всё разжевали и в рот мне положили, - пошутил комдив.
Командарм назначил наступление на 19 ноября, а несколькими днями раньше он собрал в штабе комдивов и командиров соединений и изложил свой план проведения операции по разгрому немецких войск на тихвинском направлении и освобождению Тихвина. Суть этого дерзкого плана - окружение и уничтожение вражеских войск в районе Тихвина.
– Товарищи, - сказал, слегка волнуясь, Кирилл Афанасьевич, - наконец наступил момент, когда войска нашей 4-й армии нанесут по врагу первые удары. Признаюсь вам, что я очень переживаю, как у нас пойдут дела. Конечно, нам бы иметь ещё суток пять-десять, чтобы лучше подготовить войска к боям. Но Ставка, лично товарищ Сталин просят скорее начать наступление, и сделать это надо, чтобы спасти Ленинград, а также не дать гитлеровскому командованию возможность перебросить часть сил под Москву. Так что здесь, под Тихвином, мы с вами тоже защищаем Москву и Ленинград от фашистов.
– Мерецков сделал паузу.
– Если нет вопросов по плану операции, я готов изложить задачи каждой дивизии в наступлении.
– Ом подошёл к карте, висевшей на стене.
– Нам удалось обложить противника, находящегося в Тихвине, с трёх сторон. Северная опергруппа, действуя правым флангом в южном направлении, перехватит шоссейную и железную дороги Тихвин - Волхов и отсечёт немцам пути отхода на запад. Вот сюда, - указкой командарм показал район на карте. Навстречу северной опергруппе с юга двинется ваша оперативная группа, генерал Павлович. Ваши бойцы должны перехватить грунтовую и железную дороги Тихвин-Будогощь и отсечь врагу пути отступления на юго-запад. Обе оперативные группы встречными ударами замкнут
– Кирилл Афанасьевич пристально посмотрел на карту.
– Теперь о дивизии Кошевого. Она нанесёт лобовой удар по городу с юго-востока. А ваша, генерал Яковлев, южная оперативная группа будет наступать в общем направлении на Будогощь.
– А если встречный удар у меня и генерала Иванова не получится?
– спросил генерал Павлович.
– Я это предусмотрел, - улыбнулся командарм. Тогда вы перережете коммуникации и пути отхода немцем на дальних подступах к Тихвину, и гитлеровцам каюк! Теперь о 54-й армии Ленинградского фронта, - продолжал Мерецков, глядя на карту.
– Она нанесёт удар по врагу вдоль реки Волхов на Кириши. С командармом генералом Федюнинским я уже всё согласовал. Иван Иванович человек обязательный и нас не подведёт. 52-я армия генерала Клыкова уже ведёт уличные бои, она захватила город Вишеру и продолжает теснить противника.
– Мерецков окинул цепким взглядом своих подопечных.
– Ну как, орлы, осилим врага?
– Надо бы выдюжить!
– весело бросил генерал Стельмах.
– Но, чует моё сердце, бои будут тяжёлыми и не сразу немец повернётся к нам спиной.
– А мы заставим его не только повернуться, но и прытко побежать, дабы не пришёл ему капут!
– не без улыбки произнёс генерал Яковлев.
– Итак, мы обсудили план контрнаступления, - веско подчеркнул Мерецков.
– Прошу всех убыть в свои соединения. Не забудьте, начинаем наступление девятнадцатого ноября!..
Ноябрьские снежные метели под Тихвином завывали днём и ночью, намели огромные сугробы. Однако земля, сплошь покрытая заболоченными лесами, не промёрзла, и бойцы, наступая, по колено утопали в белой каше. В самый разгар боя Мерецков со своего КП смотрел в бинокль, но ничего не мог разглядеть в серой промозглой пелене. «Лишь бы смять оборону фрицев, а уж потом наших ребят ничто не остановит», - эта мысль согревала Кирилла Афанасьевича. Но немцы упорно оборонялись, их танки, зарывшись в землю, вели интенсивный огонь.
Звонили и докладывали о боях вокруг Тихвина комдив 65-й Кошевой, комдив 191-й стрелковой Виноградов, комдив 44-й Артюшенко, генерал Павлович. «Что-то нет вестей от моего крестника Яковлева, - забеспокоился Мерецков.
– Может, у него наступление застопорилось, а он, гордец, не просит помощи, старается сам решить проблему». И надо же, только подумал о генерале, как он тут же вышел на связь!
– Наконец-то дал о себе знать, - пробурчал в трубку полевого телефона Мерецков.
– Я с утра переживаю, думаю, как дела у моего крестника? То, что твои бойцы создали угрозу коммуникациям врага, меня радует, а вот то, что войска продвигаются медленно, огорчает.
– Меня тоже, товарищ командарм, - гулко отозвался Яковлев.
– Нередко на нашу атаку немцы отвечают контратакой.
– Нажимай, Всеволод Фёдорович, Тихвин уже виден на горизонте, - подбодрил генерала Кирилл Афанасьевич.
– Ещё один-два рывка, и город будет наш!..
За две недели ожесточённых боев 4-я армия нанесла врагу ощутимые удары и серьёзно ослабила его группировку в районе Тихвина. Но что-то в 4-й армии нарушилось, где-то произошёл сбой, надо было что-то менять в действиях войск.
На рассвете Мерецков пригласил к себе начальника штаба генерала Стельмаха, других военачальников.
– Вот что, полководцы, - шутливо заговорил командарм, - необходимо срочно внести изменения в план операции, а также провести некоторую перегруппировку сил.
– Наверное, вы хотите основные усилия перенести на левый фланг армии?
– спросил начальник штаба Стельмах.
– А ты, Григорий Давидович, вмиг сообразил, что к чему, глядя на карту.
Похвала командарма смутила генерала, он даже слегка зарделся. Командующий артиллерией Дегтярёв бросил реплику: