Мэвр
Шрифт:
«Там такая заварушка, нас и не заметят».
Элай садится рядом. Спокойный и даже какой-то умиротворённый. Ему будто открылась истина, сам Элоим нашептал откровение или явил кусочек Книги.
«Вот бы и мне так же», — думает Горан, но мысли о высоком не трогают душу. Вспоминаются персики, которые ему однажды дали как подарок за выполненный заказ. Настоящие золотые персики, с Островов. Душистые, с бархатистой кожицей, светящиеся на солнце. Как радовались дети…
— Готовы? — спрашивает молодой инженер, возникающий из ниоткуда.
— А нужно как-то готовиться? — спрашивает он, и голос, вопреки усилиям, выдаёт его.
— Да нет, — пожимает плечами мандсэм. Горану он нравится, потому что в глазах инженера легко читается страх за собственную жизнь и попытка его скрыть.
— Пойдёмте.
Элай вскакивает, а вот Горан поднимает неспеша, намеренно делает всё медленнее. Может всё ещё обойдётся и найдутся другие безумцы? За его спиной идёт битва, а он совершенно по-детски думает, что если не будет на неё смотреть, то она его и не затронёт, пройдёт мимо. Но пули свистят, люди кричат от страха и боли, Горан опирается прикладом о землю и встаёт.
Верхняя часть баррикады скрывается за густым чёрным дымом, несколько людей спрыгивают на землю: лица перемазаны, один держит руки на животе, падает на спину и, теряя сознание, раскидывает ладони в стороны. Большое алое пятно расползается по рубахе. Рядом с ним валится патрульный: его лицо превратилось в кровавую кашу, и лишь голые белки глаз, выделяющиеся на красном фоне, вращаются в кавернах, оставшихся от глазниц, да чернеет провал рта. Горан успевает вдохнуть и выдохнуть. Оба раненных неподвижно замирают.
«Готовы» — отстранённо думает Горан, по телу проходит дрожь. Он переводит взгляд на Элая, мальчишка видит ту же самую картину, и на секунду Горану кажется, что сейчас блаженная маска треснет и из-под неё покажется напуганный до смерти человек, но этого так и не происходит. Наоборот, в его лице появляется суровая решимость во чтобы то ни стало закончить бойню.
Мандсэм тянет их за собой, к повозке за палаткой снабжения. Внутри кто-то громко ругается, периодически что-то с грохотом падает, дерево стучит о дерево. У повозки возникает как будто бы крошечный анклав порядка. Старик-инженер быстро сооружает диковинный жилет, увешанный сероватыми брусками взрывчатки. Собирающий бомбу мандсэм поднимает выцветшие глаза, и Горану мерещится, что он смотрит в глазницы трупа. Старик не собирается возвращаться.
«Сопровождение? Какое, кальба, сопровождение?! Да нас там просто убьют!»
Горан лихорадочно перебирает варианты, как избежать самоубийственной вылазки. Можно уйти и затаиться где-нибудь в тёмном углу, да в той же палатке для раненых. Резануть себя легонько и явиться, покачиваясь, под очи полевых хирургов. Им некогда будет разбираться.
— Не нужно боятся, — говорит кто-то совсем рядом и кладёт руку ему на плечо. — Коли Элоиму будет угодно твоя история будет длиться на страницах Книги…
«Точно фанатик», — думает Горан и сбрасывает
— Если бы не ты, я бы вообще здесь не оказался, — огрызается он.
— Ты бы оказался где-нибудь ещё, — замечает мальчишка, — и не факт, что там было бы лучше. Возрадуйся.
Но Горан не хочет радоваться. Он боится и злится. Две эмоции — единственное, что держит его на ногах.
Тем временем бомба собрана, ученик помогает учителю с застёжками на боку.
— Не раньше, чем достигнем точки закладки, понял?
— Да, мар.
Суматоха порождает ещё одно действующее лицо. Посланника от кулуна.
— Мар Ципайя сообщает, что через четыре минуты они отвлекут внимание ближней черепахи.
— Спасибо, — благодарит старший мандсэм и поворачивается к отряду. — Пора.
Быстрым шагом они направляются к левому краю баррикады. Крошечный зазор между стеной и преградой как раз подходит для того, чтоб протиснуться в него.
— Может, стоило оценить обстановку? — спрашивает Горан, но инженеры только пожимают плечами, а Элай вызывается идти первым.
Поёт горн, ему вторит какой-то боевой клич. Слов не разобрать. Пальба справа усиливается, раздаётся серия взрывов. Не успевает Горан осознать, что происходит, как Элай ныряет в щель и через секунду появляется снова.
— Свободно! Живее!
Инженеры повторяют манёвр Элая, а Горан застревает в щели, зацепившись ремнём то ли за выступ, то ли за кусок доски. Мгновение паники, глубокий вдох-выдох. Снять ремень с зацепки, прижать к себе, выбраться на другую сторону. Снаружи — полоса отчуждения в десяток метров и тяжеловесные черепахи, приближающиеся к баррикаде. Несколько трупов: в основном хагвульцы, но есть парочка обожённых закатников.
— Быстро, по левому краю, — приказывает Элай. Горан болезненно ощущает собственную беззащитность, и ему приходится тратить силы просто на то, чтобы двигаться.
Ущелье немного изгибается, так, что часть сил закатников остаётся за поворотом, но даже одного края черепахи достаточно, чтобы оценить мощь противника. Щиты исцарапаны острыми клыками пуль, но черепаха всё равно приближается. Вдруг ярко-голубая молния, оставшаяся чёрным фантомом на роговице Горана, врезается в непроницаемую стену щитов. Душераздирающий крик наполняет ущелье, в черепахе возникает брешь на три-четыре человека. Их тут же оттаскивают внутрь, а строй смыкается.
Кто-то дёргает Горана за руку, он оборачивается на молодого инженера, видит испуганный взгляд, кивает и, закинув винтовку за спину, бежит вслед за ним. Если им повезёт, всего лишь немножечко повезёт, они доберутся до точки незамеченными, а там дело за малым. Вот только у Горана нет ни веры Элая, ни спокойной решимости старика, который даже имени своего не назвал. Всё, что у него есть — винтовка, бесполезная против толстых щитов закатников.
«Хоть бы нас не заметили, хоть бы нас не заметили», — повторяет про себя Горан.