Мэвр
Шрифт:
Точки в небе стремительно приближаются, и, вскоре, вырастают до человеческих силуэтов. Несколько патрульных вскидывают ружья, но Сойям запрещает стрелять. Винтовки не бьют на такое расстояние, к тому же нужен мастер, чтобы попасть в стремительно меняющих направление содэжур. Заметив, что их обнаружили, десантники закладывают элегантный пируэт и уходят южнее, к воде.
«Уловка», — думает Фади.
— Не расслабляться! — рычит Сойям.
Высота замирает в тревожном ожидании. До залпа остаётся десять минут.
>>>
Им рассказывают, как это будет. Без обиняков и каких-либо послаблений
— Вы — не ангелы, даже не пальцы Элоима. Вы — Боевые Сёстры, единственные, кто может принести утешение, кто, рискуя собой, вытащит из-под пуль, ножей, осколков и прочего, что придумали и будут использовать в войне на этот раз.
Тишина стоит гробовая.
— Будет много грязи, крови и дерьма. Буквально — только грязь, кровь и дерьмо. Те, кто по-счастливее, оглохнут от взрывов и смогут таскать раненых не обращая внимания на их крики, мольбы и проклятия. Остальным придётся хуже.
Форму носят уже несколько дней, но она всё ещё воспринимается как костюм на карнавал: временная маска, под которой она, настоящая, скрывается, чтобы разыграть подругу или заинтересовать вон того молодого юношу.
— И последнее, прежде, чем мы перейдём к изучению необходимого для выживания и оказания помощи. Вы никогда не забудете то, что произойдёт на поле боя. Если переживёте. Говорят, что солдаты не могут спать, потому что им снятся убитые. Ваши кошмары заселят те, кого вы не сможете спасти. Приступим…
Она пишет и практикуется, бесконечно повторяя одни и те же движения, рассказывая выученные назубок последовательности и правила. Порой ей кажется, что все её мысли подчиняются одной единственной задаче, и ни на что другое сил не остаётся. Её зовут Алаван Ор, и ей семнадцать.
— Что, жених-то есть?! — спрашивают однокурсницы, из тех, что побойчее. Алаван отрывается от тетради, находит взглядом спросившую и отрицательно качает головой. Не то чтобы она такая невежливая или холодная, просто не видит пользы в том, чтобы сходиться с незнакомым человеком. В серых глазах отражается тусклый свет ламп в аудитории.
— Ну и дура, — отвечает ей однокурсница и смеётся. Достают её часто, пока в один прекрасный день хрупкую девушку не берёт под своё крыло Кавада Кир, старшая Боевая Сестра, которой довелось побывать ни на одной войне. Она не похожа ни на женщину, ни на мужчину. Выглядит, скорее, как голем: короткие ноги и длинные руки, тяжёлое, рубленое лицо. При всей внешней суровости, внутри она добрая и ранимая. Одно время даже считалась женой одного капитана из Великой Восточной империи, но пару лет назад выяснилось, что он погиб во время какой-то мелкой вылазки на спорные территории. С тех пор Кадава почти ни с кем не общается и, в основном, молчит. Алаван становится первой, кто узнаёт другую сторону «каменной Кавады».
Белизна, заполонившая улицы, пугает Алаван многообразием опасностей, что скрываются прямо под носом. Девушка, не привыкшая к виду оружия, шарахается от солдат Ополчения с винтовками наперевес, от тёмно-синих патрульных, сменивших дубинки на блестящие широкие палаши, от сумрачных, похожих на рождённых тенью ибтахинов, со странными существами угрожающего вида в кобурах. Переход из дома до школы Боевых Сестёр
— Сегодня будет бой, — неожиданно говорит Кавада, склонившись, чтобы достать до ушей Алаван. Девушка вздрагивает и поворачивается к подруге.
— Сейчас каждый день говорят, что бой сегодня. Я опять буду надеяться, что императоры одумаются и не станут на нас нападать.
Кавада не реагирует. Она выпрямляется и возвышается над Алаван на две головы. Теперь девушка может разглядеть только массивный подбородок спутницы. Порой ей кажется, что внутри головы Кавады отсутствует то вечное искривляющее зеркало, которое есть в головах всех остальных людей. Даже у неё. Это зеркало, помимо того, что искажает окружающую реальность, так ещё и постоянно бормочет, перевирая имена и даты, коверкая факты, придумывает то, чего никогда не было.
«Отсюда ругань и злоба».
Кавада ведёт себя иначе, так, как будто видит истинную картину. Словно бы вместо зеркала в её голове бинокль: она может вглядываться в мельчайшие детали бытия, а потом перевернуть его, и соединить эту мелочь с общей, сверхсложной мозаикой. При том делает она это, похоже, рефлекторно.
Бой колокола выводит Алаван из задумчивости. Вместе с ополченцами, патрульными, ибтахинами, бандитами и Боевыми Сёстрами она замирает, всматривается в подвижную, непроницаемую для человеческого взгляда дымку как те, кто несёт вахту в Портах, и перестаёт дышать, ожидая первого громового раската крупнокалиберных пушек.
— Что это? — спрашивает она, когда всё вокруг приходит в суетливое движение. Мчатся люди, занимая боевые посты, строятся шеренги. Тишину крошат вдребезги команды, крики, злые и радостные возгласы.
— Началось, — отвечает Кавада и тащит подругу к палатке полевого госпиталя. Найти её легко: яркий свет изнутри заставляет туман развоплотиться.
Внутри та же профессиональная суета, что и снаружи: проверяют инструмент и лекарства, полевые хирурги с ассистентами уходят в специально огороженное ширмами пространство, чтобы переодеться. Боевые Сёстры ждут назначения у большого стола, на котором разложена карта. Старшая раздаёт указания тихим скрипучим голосом.
— Серпена и Цефа — пятый квадрат, Пассажирский Порт. Хаманит и Шэмен — третий квадрат, Пассажирский Порт. Хакпафа и Накхаль — первый квадрат, Грузовой Порт. Алаван и Кавада, — Старшая поднимает голову и внимательно смотрит на их пару, — девятый квадрат, Доки.
Сдержанный кивок тяжёлой головы, стол с аккуратно разложенными сумками Боевых Сестёр. Схематично нарисованный альбатрос скачет перед глазами Алаван.
— Это же пекло, — шепчет она на ухо подруге, пока та вешает на плечо девушку сумку и подтягивает ремень, — девятый квадрат самый опасный, там ближе всего. Говорили, что враг почти наверняка ударит по нему первым, а даже если не высадится, то снаряды…