Мэвр
Шрифт:
— Говорил же, сегодня, — говорит первый солдат. Бугурт хмурится и смотрит вверх, как будто видит сквозь туман. Тропинка от костра бежит в том же направлении.
«Надеюсь, успели», — думает Горан и бросается к распределительной палатке за оружием.
Лагерь оживает. Тут и там кричат, что-то с грохотом падает, кто-то даже смеётся, но не весело, а истерично. Горан ощущает смрадное дыхание страха: руки дрожат, сердце колотится как бешеное. Люди, десятки и сотни людей сталкиваются в тумане, удивлённо и злобно вскрикивают, помогают вставать с земли. Горан пару раз получает локтём в бок.
— К перевалу! — раздаётся зычный приказ сержанта, и тут же его подхватывают
«Значит, бой?» — понимает Горан, занимая место в конце длинной, насколько можно разглядеть очереди. Лишь через пару секунд он понимает, по обрывам бумажек в руках, что очередь эта в сортир.
— Но приказ… — заикается Горан, но его тут же обрывает кто-то впереди.
— Как же в бой не посрамши?!
Суета превращает лагерь в хаотичное пространство, где препятствия возникают и исчезают сами собой. Горан, который прекрасно ориентировался в хитром лабиринте предыдущие недели, теперь не может добраться до палатки снабжения.
«Может, ну его?» — думает он, продолжая поиски.
В конце концов, Горан выходит к приземистому тенту, где молчаливый мужчина с солдатской выправкой и вечно прищуренным взглядом выдаёт оружие. Все винтовки стандартного образца: однозарядные, с ручной доводкой патрона. Одно и то же действие втемяшили в головы ополченцев, так что любой из них может перезарядить и дослать патрон в ствол с закрытыми глазами посреди сна. Однообразное движение ничуть не отличается от любой другой монотонной работы. Только обстоятельства и результат другие. Горан вспоминает, что однажды солдату в палатке снабжения предлагали помощь, но он молчаливо отказался, медленно покачав головой из стороны в сторону. Это движение выглядело таким же основательным, как и он сам — вопросы отпали сами собой.
Только ощутив в руках тяжесть, ставшую привычной за последнюю неделю, Горан немного успокоился. Не то чтобы винтовка такая уж надёжная защита. Скорее всего, её наличие станет причиной его смерти, но мысль о том, что он может дать отпор, наполняет Горана отвагой. Пускай и жиденькой.
«Я защищаю свой дом», — думает он, направляясь к единственное тропе, ведущей наверх. Она достаточно широка, чтобы протащить большую повозку, и пересекает лес насквозь. Ей не так уж часто пользуются: морской и железнодорожный пути удобнее, хоть и чуть дороже. Этот же путь сохраняли исключительно для желающих войти в Хагвул на своих двоих, да для совсем уж нестандартных ситуаций. Таможенные посты на перевалах не отличаются особой строгостью, потому-то ими, в основном, пользуются те, кто не уверен в своих отношениях с законом.
— Строись! — раздаётся приказ слева, Горан оглядывается, и тут же кто-то со всего размаху врезается в него. Оба солдата падают в промозглую ноябрьскую грязь, а Горан ещё и прикладывается лбом о приклад собственной винтовки. Боль резкая и жгучая, что-то горячее капает на щёку.
— Кальба, — шепчет под нос Горан, промакивая рану рукавом.
— Простите, простите, — заходится совсем незнакомый Горану паренёк, почти мальчишка, рыжий, тонкий и несуразный. Винтовка в его руках кажется артиллерийской пушкой. Тяжело вздохнув, Горан поднимается и помогает встать рыжему.
— Ты из какого отряда? — спрашивает Горан.
— Извините…
— Отряд! — выкрикивает он, нечаянно пародируя интонации сержанта.
— Ш… шестой, — твёрдо отвечает мальчишка и нахально смотрит на Горана. Не напоминай он растрёпанного воробья, взгляд, может быть, и подействовал бы.
— Хорош заливать, я сам из шестого. Десять дней тебя что-то видно не было.
— По… пополнение.
Тьфу ты, доброволец,
— Как зовут?
— Элай… Элай Мудгаш.
— Хорошо. Держишь рядом.
— А вас?
Горан, направившись было вперёд, оборачивается.
— Не выкай, сразу себя выдашь! Горан Лелеф, шестой боевой.
— Приятно познакомиться.
Горан меряет паренька взглядом и улыбается.
— Мне тоже. Не отставай!
>>>
Огромный даже по меркам СЛИМа осадный тцаркан порыкивает в ложе, выражая недовольство прохладной изморозью, которая добралась до восточной артиллерийской платформы. Никто точно не знает, для чего древние обитатели Хагвула вырубили площадки в скальной породе, но теперь они идеально подходят для установки оружия дальнего действия.
Фади Тмикха, один из самых молодых мандсэмов в истории СЛИМа, осторожно прикасается к шероховатой коже тцаркана. Первый совет, который ему дали в лаборатории — не давать имена опытным образцам, особенно таким, чья участь определена неприспособленностью к местной окружающей среде. Существо перед ним, водящее острым носом из стороны в сторону, Фади помнит ещё крошечным эмбрионом, одним из десяти в экспериментальной партии. Не было какого-то особого предчувствия. Фади одинаково ухаживал за каждым, наблюдал все стадии феноменально-быстрого роста. Переезд из лаборатории на специальный полигон с огромными резервуарами доставил специалистам и лично ему, единственному ассистенту, допущенному до проекта, много хлопот. Но всё оправдал результат.
Мандсэмам удалось создать тцаркан, кардинально отличающийся от собратьев. Да, иногда учёным удавалось вырастить особей побольше, и тогда получалось что-то типа винтовок, но эти монстры десяти метров длинной и высотой около трёх, производят совершенно особенное впечатление. Чудовища, но чудовища, прирученные и готовые действовать по велению человека. Лишь много позже Фади понял, что для всех остальных мандсэмов этот проект был всего лишь игрой, вызовом, который они приняли, бездумно доказывая собственное превосходство. Никто не знал, что делать с огромными тцарканами. СЛИМ, в определённом смысле, никогда не считал деньги, но всё же содержание десяти экземпляров, которые отличаются крайней прожорливостью, давило на руководство. Со свойственной ему прямотой Мадан предложил уничтожить половину, а другую ввести в анабиоз и заморозить. Известие о таком решении, даже одна мысль о том, что оно может быть принято, повергло Фади в шок. Он напросился к Буньяру, чтобы умолять его не убивать тцарканы. Глава мандсэмов, как всегда, был занят и немного рассеян, но всё же выслушал молодого сотрудника и пообещал сделать всё возможное. Через два дня Фади Тмикху ждало повышение и специальная должность.
— Тихо, тихо, — шепчет Фади, поглаживая Лентяя. Странная кличка для тцаркана, но он и вправду отличался спокойным нравом и минимумом движений. Лентяй ещё пару раз дёргается и замолкает.
— Эта… штука готова? — спрашивает Сойян Черма, патрульный, ответственный за всю восточную батарею. Вообще, в распоряжении Хагвула только один артиллерийский расчёт, но его всё равно назвали восточным. Так, как будто где-то на другой стороне спрятался западный.
— Вполне.
— Хотел бы и я быть так уверен, — холодно сообщает Сойян, изучая молочную взвесь, целиком накрывшую бухту и город. — Если туман не рассеется, придётся стрелять вслепую.