Мэвр
Шрифт:
Монстр рыщет по этажу. Рано или поздно он найдёт охотника. Хэш пытается вспомнить, чему его учила Хак, но её техники ему не подходят. Он путается в ногах и движениях рук, никак не может поймать нужный ритм и только сердится. К тому же, он прекрасно справляется с кизеримами и без хитроумных боевых па.
«Соберись. Один удар», — думает Хэш. Он стоит, но ноги мелко дрожат, а боль при каждом вздохе усугубляет положение. Цементная взвесь слепит не только тварь. Фюрестер старается ориентироваться по шорохам.
«Давай».
Звякает опрокинутое ведро.
«Давай!»
Чудовище
Неловко, в какой-то момент даже кажется, что слишком медленно, Хэш поднимает лопату и выставляет острым концом перед собой. Дёргаются щупальца, пытаясь ухватиться за балки, изменить угол падения, продлить жизнь в уродливом теле. Твари удаётся чуть-чуть замедлиться, но оставшейся скорости хватает. С чавкающим звуком грязное полотно рассекает мясо, кости и глубоко уходит внутрь черепа. Черенок врезается в грудь фюрестера и воздух покидает лёгкие. Мозг существа превращается в кашу, в лицо охотника хлещет чёрная жижа, заменяющая гостям из другого мира кровь. Хэш заваливается назад, поскальзывается и падает, придавленный чудовищной тушей.
>>>
Время отстукивает ход чужими шагами по деревянным доскам. Хэш открывает глаза и в очередной раз старается приподнять тело моллюска, и, может быть, будь оно не таким скользким, у охотника что-нибудь и получилось бы. Но ухватиться как следует не получается, тошнотворно податливая масса проходит меж пальцев, обтекая ладони. И нет ей ни конца, ни края.
Воздуха мало. Он тонкой струйкой поступает сквозь раскрытые губы в лёгкие, растворяется и разносится по организму истощёнными кровяными тельцами. Внутренности бунтуют, им нужно ещё, но больше у охотника нет. Он и так на пределе.
«Помогите». — Хэш думает, что говорит вслух и продолжает бесплотные попытки. Глупо задохнуться под тушей мёртвого кизерима, но ему ли не знать, что смерть обожает такие глупости? Подтолкнуть там, вырвать листок из рук ветром здесь. Люди сами прекрасно натыкаются на забытые в поле вилы, падают в раскрытые люки и давятся непрожёванной едой.
«Пом…», — тяжело перекатывается кусок мысли. Чернота окружает его, но это не ночь, а нечто более древнее и вместе с тем милосердное. Орхидеи перед глазами раскрываются и впускают его в самую сердцевину. Чернота заполняет взгляд, а он всё держит открытыми глаза, не желая сдаваться.
«П…».
— Сюда! — кричит кто-то из далека, но Хэш уже не слышит крика. Он медленно опускается на дно глубокого чёрного озера.
Хак Арева, прихрамывая и опираясь на кханит, подходит к месту побоища. В темноте она видит так же хорошо, как и Хэш.
Ноги охотника торчат, придавленные большим куском мерзкой плоти. Фюрестер узнаёт массивные ботинки. Набойки из барзеля всё ещё в форме шипов.
— Хэш! — зовёт она. В ответ раздаётся хрип. Быстро обойдя тушу, Хак падает на колени. Тёмную кожу
— Мобиль в пути, — говорит Реза Ипор. Схватив освобождённого фюрестера за руки, он вытягивает его из-под твари. Как глава службы безопасности, он мог бы сидеть в СЛИМе и руководить ибтахинами оттуда, но Реза не доверяет тем, кто боится запачкать руки.
— Мерзкое чудище, — бурчит в сторону один из ибтахинов.
— Кизерим. Быстро избавьтесь от перчаток. И не касайтесь твари без защиты, — приказывает Хак. Ибтахины спешно выполняют приказ.
— Кислота? — спрашивает Реза, показывая на шею Хэша.
— Да вроде, — отвечает охотница. — Зря он меня не подождал.
Приносят носилки. Вместе с медбратьями появляется и доктор. Выглядит он неважно: щёки ввалились, под глазами лиловые тени, волосы сбились в сторону. Пока Хэша укладывают, доктор прикладывает к его шее ватный тампон, пропитанный лиловой эссенцией.
— Только с перегонки, — ни к кому не обращаясь, говорит он, закрепляя тампон бинтом, — быстро должен схватиться.
Хак и Реза молча наблюдают за работой доктора. Закончив, он даёт знак подчинённым и оборачивается к охотнице.
— Вы?
— Ничего. Не успела… помочь, — отвечает Хак и отворачивается.
— Загляните завтра, — устало говорит доктор. — Ваши, Реза?
— Обошлось. Ожоги от цикарона, но с этим мы разберёмся, привыкли, — отвечает ибтахин. — Его на ноги поставьте.
— Как всегда, — меланхолично говорит доктор и семенит вслед за спускающимися медбратьями. Уже через четыре минуты Хэш тряссётся в бесшумном мобиле, направляющимся к Университету. Фонари оставляют на чёрном блестящем кузове скользящие размытые пятна.
— С ним всё будет хорошо, — говорит Реза, подходя ближе к Хак.
Охотница продолжает смотреть на тёмную тушу кизерима. Вокруг неё суетятся ибтахины — огораживают территорию, передают друг другу донесения. Реза неторопливо отдаёт приказания и не сводит с Хак глаз. Он всегда следит за фюрестерами, даже в СЛИМе. Ждёт подвоха. От охотников-нелюдей чего ещё ждать?
Прибывают тцоланимы. Белые защитные костюмы, глухие маски, баллоны для дыхания. Бесстрашные исследователи мэвра, которых за глаза прозвали “жуками” из-за огромных очков с фасеточными линзами.
Они деловито осматривают труп существа, берут образцы лимфы с пола, стен, лопаты. Работа идёт споро, они напоминают трудолюбивую колонию муравьёв, наткнувшуюся на большую гусеницу. Вот один из жуков отделяется, подходит к Резе.
— Можете помочь? Туша большая.
Ибтахин кивает, даёт знак рукой и тут же трое ибтахинов окружают тцоланимов.
«Чёрные и белые, как шахматы», — думает Хак, потирая бедро. Боль не проходит уже несколько дней. Она до сих пор не заходила в госпитале, не любит врачей, но и приступы раньше не длились больше сорока восьми часов.