Мэвр
Шрифт:
— И теперь…
— Мы вполне может стать чьей-нибудь добычей. Ферусы смогли бы защитить себя, но не с наездниками на спинах.
Укрытием служит заброшенный фермерский дом, как и в тот, первый раз. Правда, он стоит на отшибе, дальше всех, и от дороги его отделяет холм.
Внутри чисто, но густо пахнет травами, которые прошибают даже фильтры скафандров. У Резы слегка кружится голова, Мадан опирается на стену. Оней и его соратник несколько секунд наблюдают за людьми. Микнетав подходит к стене. Раздаётся едва слышный треск, похожий на тот,
Юдей снимают с феруса, кладут на пол, подложив под голову свёрнутый балахон. Остальные располагаются вокруг, пытаются уснуть. Микнетавы говорят о чём-то вполголоса. Реза с подозрением поглядывает в их сторону, пока Оней, вдруг, резко не поворачивается к ибтахину. Второй микнетав безмолвно встаёт и выходит наружу.
— Твой павший соратник…
— Да?
— Завтра нам, возможно, придётся уходить от погони. Он замедляет нас.
Реза старался не думать о Нахаге. Труп, завёрнутый в полотно, попадался ибтахину на глаза всю дорогу, но про себя он повторял:
«Груз. Просто груз».
— Мы…
— Он великий воин, — продолжает Оней. — И мы можем похоронить его со всеми почестями, достойными благородного микнетава.
Усталость наваливается на Резу неподъёмным бременем. Оставить Нахага здесь? Конечно, он знал, на что идёт, но разве они могут бросить его?
«Погребение микнетавов? — думает ибтахин, смотря в тусклые глаза Онея. — Туземный ритуал. Нахаг достоин большего».
Вместе с тем он понимает, что микнетав прав. Если король отправил кого-то в погоню, то утром, возможно, придётся идти на прорыв. Труп на закорках может стоит жизни ему, Юдей или Мадану.
«Почему я? — неожиданно думает Реза. — Почему я должен принимать это решение?»
Ибтахин смотрит на уснувшего Мадана, привалившегося к стене. Глупо думать, что его заботит судьба тела Нахага. Юдей лучше не тревожить.
— Хорошо… Как… как мы это сделаем?
— Ваш костюм, — Оней показывает на скафандр Резы. — Нужно снять. Помоги.
Микнетав и человек выходят на улицу. Спутник Онея уже снял Нахага с кизерима. Развернув полотно, он бережно уложил его на землю. Неподвижный тцоланим мог бы показаться спящим, если бы не истерзанный костюм, лопнувшее забрало шлема и обезображенное лицо.
Реза действует быстро, поглащённый странной пустотой. Он снимает с Нахага шлем, перчатки и сапоги, отсоединяет клапаны и, с помощью Онея, освобождает тцоланима от скафандра.
— Это тоже, — говорит Маген, проводят рукой по комбинезону. Реза кивает и расстёгивает молнии. Нахаг остаётся голым перед ночным небом Тебон Нуо. Луна серебрит его кожу, и он кажется не столько человеком, сколько скульптурой.
— Дальше мы сами. Тебе нужно отдохнуть, — говорит Оней и мягко отстраняет Резу в стороу.
Ибтахин поворачивается к ним спиной, старается дышать ровно. Запрокинув голову, он смотрит в небо и видит яркие, перемигивающиеся
«В сущности, между нами нет разницы, — думает он. — Мы так же боимся чужаков и первым делом думаем, как их уничтожить. Кто знает, если бы всё повернулось иначе, и микнетавы были первыми в нашем мире, может быть, сейчас бы мы готовили вторжение. И ничем бы не отличались от безумного короля».
— Тебе нужно отдохнуть, — повторяет Оней.
— Я хочу проводить его… — говорит Реза. — Каким был ваш мир до Хэйрива?
— Прекрасен. Мы жили… в гармонии. По крайней мере — старались. Например здесь была деревня, в которой жили туникеры, тех, кого вы бы назвали мыслителями. Они обрабатывали землю и взращивали кудмию, ухаживали и следили за нашим Кодо: убирали старое и вплетали новое.
— Я… не понимаю. Кодо? Это законы?
— Это то, чем является Тебон Нуо. То, чем оно являлось, — поправляется Оней. — Насколько нам известно, в вашем мире нет аналогов Кодо, но я думаю, это можно назвать обучением.
— Я всё ещё не понимаю.
Микнетав закрывает глаза. Его руки сами готовят тело к ритуалу, а мысли уносятся далеко в прошлое.
— Кодо — наша суть, собранная в единый ментальный цветок. Он есть ядро каждого микнетава и, познавая его, мы учимся быть теми, кем рождаемся. Кодо расцветает со временем, в каждом лепестке открывая крошечный кусочек опыта микнетавов. Из Кодо юные черпают знания о том, как жить.
— То есть, ты хочешь сказать, что у вас нет… школ?
— Отнюдь, — усмехается Оней, — следование завету рода требует долгих лет совершенствования, но без Кодо — это просто движение без цели и смысла.
Понемногу Реза начинает понимать, хотя как раз то, как устроен Кодо, как он «расцветает» для него по-прежнему загадка. Он всё хочет расспросить Онея о том, как микнетавы общаются, потому что постоянно чувствует какое-то назойливое мельтешение в уголках глаз, что-то вроде фантомов, которые исчезают, стоит попытаться сконцентрироваться на них. Ещё что-то постоянно давит на затылок.
Микнетавы умеют воздействовать на мозг, но как, Реза не знает, и это заставляет его нервничать.
— Вы умеете читать мысли? — спрашивает он после долгой паузы.
— Ты о хасса-абаб?
— Наверное… я не знаю. Ваш язык, то, что мне доводилось слышать, не похож на тот, на котором мы говорим сейчас.
— Ты прав, человек.
— И я постоянно чувствую что-то… как будто давит вот сюда. — Реза поднимает руку и стучит по затылку стеклянного купола. Оней улыбается, оголив ряд желтоватых зубов с четырьмя острыми, как у Хэша, клыками.
— Ты всё говоришь верно, человек. Но боюсь, не мне рассказывать о хасса-абаб. Изредка в роду появляются кэтли: они не чувствуют хасса-абаб и не могут им пользоваться. Участь их печальна.