Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

Димитри открыл дверь и вышел в официальный кабинет, выглянул в приемную. Алису, упавшую без сознания в десятке метров от двери, дежурный гвардеец нес на руках. Естественно, в госпиталь. Остальные уже расходились по постам.

– Да, действительно, - сказал князь, возвращаясь.

– Пойду-ка я покурю, - вздохнула, вставая, Марина.

– Марина Викторовна, я, наверное, составлю вам компанию, - задумчиво произнес Макс.

– Вы курите?
– удивилась Лейшина.

– Нет, но мне нравится запах, - улыбнулся сайх.

–

Лет тридцать назад я это уже слышала, - усмехнулась Марина.
– Конечно, пойдемте.

Димитри обратился к Полине:

– Я прошу вас задержаться, Полина Юрьевна, у меня осталось несколько вопросов.

– Да, господин наместник, конечно, - ровно и вежливо отозвалась она.

Князь кивнул. Пока все участники несостоявшегося разговора прощались и покидали кабинет, Полина сидела молча, глядя в стол, с ничего не выражающим лицом. Димитри проводил взглядом Макса, выходившего последним, и развернулся к ней.

– Как ты пришла к этому выводу?

Полина почти незаметно пожала плечами.

– Она же сама все сказала, при тебе.

– Я не слышал ничего похожего, - возразил он.

– Ты слышал то же самое, что и я, - легко произнесла она.

Он смотрел на нее и не понимал, что происходит. Она сидела очень спокойно, но его не покидало исходящее от нее ощущение дальней, но явственной угрозы и какой-то странной обреченности. Димитри присмотрелся и понял: ее рука лежала на колене и пальцы почти неслышно выбивали по вельвету юбки простенький ритм - тратататата, та, та, тратататата, та, та... За этим ритмом слышался какой-то короткий распев, похожий на боевой, согласные шаги многих ног, заполненные толпой улицы и приближение чего-то неотвратимого, частью и основой чего был этот ритм.

– Хорошо. Я это слышал, но не понял, что слышу важное. Я прошу у тебя объяснений.

Она кивнула и без паузы начала говорить:

– Та позиция, которую Алиса выразила, основана на некоем опыте, полученном ею лично. Чтобы привести к таким выводам, опыт должен содержать встречу с ситуацией вменения мотивов и намерений поперек личного взгляда на вопрос. И давления ради подтверждений вмененного от нее самой. Вероятно, давили, не слишком стесняясь в средствах, судя по итогам.

Когда Полина замолчала, Димитри снова услышал "тратататата, та, та". Вероятно, она продолжала стучать пальцами по колену и пока говорила. Он качнул головой:

– Странно. Мне казалось, что она не помнит той осени, когда с ней происходили события, похожие на то, что ты описываешь.

– Конечно не помнит, - отрешенно сказала Полина.
– Но, как видишь, продолжает знать о них и даже сделала выводы.

"Тратататата, та, та", - билось в ушах у Димитри. Звук был далеко-далеко и совсем рядом.

– Как это может быть?
– спросил он.

– У саалан так не бывает?
– удивилась Полина.

Князь ощутил, что ему стало легче дышать: она наконец перестала

выбивать пальцами по колену этот проклятый ритм.

– Я ни разу такого не видел, - сказал он.
– Мы или помним и можем рассказать, или забываем, но тогда уж полностью. А забыть и продолжать помнить...
– он прервался и развел руками.
– Это новое для меня. Как вы это делаете?

Полина почти незаметно усмехнулась.

– Это разговор надолго.

– Неважно. Рассказывай, - сказал он.
– Хотя погоди-ка минуту... Иджен! Принеси нам чай и что-нибудь подкрепиться. Да? Отлично.
– Он обратил к ней взгляд.
– Теперь я слушаю.

– Как скажешь. Наша память хранится в разных частях мозга, так вышло эволюционно.

– У нас тоже, - возразил он.

– Есть разница. Мы разделяем себя как живое существо и себя же как общественную единицу.

– И мы разделяем, - улыбнулся князь. Он боялся ледяного спокойствия Полины, но не был готов обсуждать ее настроение. Слишком рано случился этот разговор, будь у него хоть месяц после вчерашнего разговора с ней, объясниться бы удалось. Сейчас он просто надеялся разговорить ее и растопить этот лед.

– Да, но мы делим иначе, чем вы, и отличие довольно сильно, - ответила она.

– И каково же оно?

– Вы узнаете об этом делении позже, и оно у вас более осознанное и подконтрольное. При этом свою социальную единицу вы знаете до того, как начинается процесс воспитания... в смысле, воспитания людьми. Вам сначала рассказывают, кто вы такие, потом учат быть теми, кем вас назвали. У нас все это происходит одновременно, и результат, как видишь, получается разным, по крайней мере в том, что ты сегодня видел.

– В чем эта разница? Ты можешь описать?
– Льдышка. Скульта. Смертельно ядовитый... друг. Пока вчерашние обещания в силе - друг.

– В том, что у нас социальная единица и организм одинаково участвуют в мышлении, одинаково имеют доступ к эмоциям, одинаково связаны с инстинктами и рефлексами и одинаково поддерживаются физическими процессами тела.

– Но и для нас это так!
– развел он руками.

– Как видишь, нет.
– Ее голос был легким и тихим, как оседающий иней в холодный день. И таким же холодным.
– Ты только что сам сказал, что случившееся с Алисой невозможно для сааланца. Кстати, что произошло бы с твоим соотечественником в такой ситуации?

– Ну, - пожал плечами Димитри, чувствуя себя несколько неловко, - кто не умирает сразу, тех охватывает апатия, они перестают есть и спать и умирают тоже, просто позже. Мы защищаемся от этого, отказываясь от имени. Если найдется другое имя, будет другая жизнь. Тогда, может быть, удастся вернуть свое имя и присоединить предыдущую жизнь назад.

– Тем не менее Алиса прошла через это в двадцать третьем году, - задумчиво сказала Полина, - значит, смертей по таким причинам у вас не так много.