Между нами. На преодоление
Шрифт:
— Ты тоже, — бросаю, нервно вздрогнув от звука разблокировки.
В растрепанных чувствах выбегаю прочь и спешу к подъезду под шелест дождя. Оказавшись внутри, тут же прикладываю пальцы к губам и вытираю их, так и шагая к лифту.
Где столбенею.
Ольховский мажет по мне равнодушным взглядом, больно бьющим в самое сердце.
Боже... замечаю в стальной глубине брезгливость за секунду до того, как Мирон подавляет свои эмоции. Буквально вижу образовавшуюся между нами стену.
А ещё говорят, что интуиции не существует. Вот и воплощение той самой опаски от встречи с Арсеном.
Мир
41. У нас разное «завтра»
Дождём всё началось, дождём и закончилось.
— Мир… — блеклой тенью захожу следом за ним в его квартиру. — Это не то, о чем я подумал? — он закрывает дверь и прислоняется плечом к стене, показательно задорно вскидывая бровь. Будто ему весело.
А в глазах — непримиримый цинизм.
Мне нечем защищаться. И я поверженно опускаюсь на обувную банкетку, разводя руки в стороны в немой беспомощности. Да, черт возьми, это самое банальное из всего банального на свете — глупейшая ситуация, когда идеально подходит «Это не то, о чем ты подумал».
— Мир… Арсен, он… — Да-да, Арсен — твой бывший, с которым вы не виделись больше десяти лет. Увиделись — и оказалось, что тема не закрыта. — Закрыта! — тихо возмущаюсь, сникая под непроницаемым взглядом. — Вот-вот. Именно это я и наблюдал.
Идиотское стечение обстоятельств и ощутимый холод в кусающих насмешливых интонациях Мирона связывают меня по рукам и ногам. Я раскрываю рот, чтобы объяснить неправильно понятую сцену, но мой язык не шевелится. Не нахожу слов. Таких, чтобы речь не звучала примитивным оправданием. Просто не нахожу. Смотрю Ольховскому в застывшее равнодушной маской лицо, и сама каменею.
— Адель, послушай, — он отрывается от стены с усталым вздохом. — Я это уже проходил со второй женой. И знаю всё, что ты хочешь сказать. Каждую реплику. Поэтому, давай не будем усложнять друг другу жизнь. Хотя бы из благодарности к тому хорошему, что между нами было. — Да всё не так! — хватаюсь за пульсирующие виски. — Так, так. В прошлый раз в ресторане я не стал обострять, положившись на случайность, как ты и объясняла. Но если случайности систематически повторяются, это уже другая история… не моя.
Мир делает шаг в сторону и резко возвращается обратно. Словно не может найти себе места. Не отрываясь, держит острый зрительный контакт.
Морозит.
— Получилось, как в анекдоте, когда муж внезапно возвращается из командировки, а там… — трёт лицо руками, глухо посмеиваясь. — Мчал как потерпевший, чтобы скорее тебя увидеть. Сюрприз, блядь. Только — для меня. — Ты делаешь поспешные выводы, — выдавливаю сухо.
Ольховский стреляет в меня предостерегающе-пренебрежительным взглядом, дескать, молчала бы уже.
— Разве? Там в машине не тебя смазливый бывший слюнявил?
Я не знаю, что происходит со мной в этот момент. Больно ранят его слова, презрительный тон, безапелляционность заключения, что я — никто иная как шлюха. Наконец, до затуманенного мозга доходит: он сравнивает меня с женой, изменившей ему, это то дежавю, про которое говорил у реки.
Вмиг забываю о начальном намерении сгладить углы, поведать
Жалкое и не красящее рвение… но… мне больно, и я хочу сделать ему так же больно.
Стремительно вскакиваю на ноги и до побелевших костяшек сжимаю пальцами сумку. Усмехаюсь, прежде чем протянуть:
— В принципе, каких ещё эпитетов следует ожидать от знатного кобеля? — Поясни, — застывает, хмурясь. — Поясняю. Это у тебя как минимум две женщины в одном доме! С разницей в несколько этажей. Это ты приводил к себе каждую встречную-поперечную и устраивал… — задыхаюсь, упуская контроль над эмоциями, и откашливаюсь. — Из нас двоих именно я могу сомневаться в своей исключительности для тебя, зная все эти «подвиги». Ты предвзят и ссылаешься на болезненный опыт. Сравнивать меня с бывшей — это уже слишком, Мир. — Да что ты? — У тебя могло быть по две разные партнерши за день… и… за раз, наверное? — слегка запинаюсь на данной мысли, сильнее вцепляясь в сумку. — У меня же… всего два. За всю жизнь.
Я никогда раньше не признавалась ему в этом.
На секунду оба замираем.
И я ожидала чего угодно, но не следующих слов: — Вот как. Значит, идешь по кругу? Теперь я понял, с кем именно ты меня сравнивала, зависая в моменте с озадаченным видом… — Да не с чем сравнивать! Ты меня вообще не слышишь! — выкрикиваю обозленно. — Сама себе хоть не ври, Аделина.
Теряю дар речи от его непробиваемости.
Вот сейчас он тот самый невыносимый сосед, оправдывающий первое впечатление о нем.
На негнущихся ногах шагаю к двери, считая этот разговор тупиковым. Смысла оставаться не вижу. Обоим следует остыть.
Меня останавливает тихий бесстрастный голос: — Дура ты, Адель. Говоришь, сомневалась в своей исключительности? У тебя разве был повод? Малейший повод, из-за которого ты могла целовать другого?
Поворачиваю к нему голову. Мир ловит мой взгляд и не отпускает. Чтобы без холостых выстрелов. Сразу контрольный.
— Мне казалось, я тебя почувствовал. С самой первой встречи, наблюдая, как ты всматриваешься в небо, пьешь одна в очаровательном гордом одиночестве. И потом… на протяжении всех месяцев. Восхитительно колючая маленькая женщина, которую нельзя, потому что она другая. Она не поддается. Она сложная. С иным менталитетом, мышлением, понятиями. А когда поддалась, думал, ну всё, моя. Ну моя же. Родная, необходимая. Была уверенность, что оба затмили друг для друга прошлое. Но… увы. Твои дебри мне не покорились. Прости, я не психолог, разберись в себе, Аделина. Барьеры, мешающие строить полноценные отношения, и готовность открытого общения с бывшим… Получается, что мы по-разному воспринимаем эту действительность.
Пусть и не во всем, но Мирон прав.
Эта речь отзывается внутренними ожогами, как если бы пила кислоту глоток за глотком.
Новый оттенок бесподобных глаз напротив — пепел.
Быть может, я ещё могу исправить ситуацию. Но вместо этого печально улыбаюсь, дыша серой пылью сгоревших надежд, и смиренно произношу: — Согласна, у нас с тобой разное «завтра».
Не даю себе времени передумать, открываю дверь и не глядя покидаю квартиру Ольховского.
Дома, закрывшись на все замки, скидываю обувь и подхожу к окну.