Между нами. На преодоление

verdes De ojos

Убирает цветы на край барной стойки, чтобы не мешали, и сам стискивает в объятиях.

— Потанцуешь со мной? — обдает тихим шепотом, как если бы опасался разрушить момент.

Прислушиваюсь к заигравшей мелодии, которая кажется очень знакомой, и киваю.

Ольховский уводит меня к подножию сцены и начинает кружить в неспешном танце.

Господи, когда я танцевала в последний раз медленный танец? Наверное, на своей свадьбе полжизни назад. Но чтобы партнер был тебе приятен до мурашек — никогда. При таком раскладе это действие похоже на таинство. А если ещё и песня практически

знаковая, то вообще... приобретает фатальный характер. Как сейчас. Словно «Ты, ты, ты» Киркорова специально под нас написали. Хотя ей несколько десятков лет.

Моя ладонь в его ладони, мои глаза прикованы к его глазам.

Мир так смотрит... Боги-боги, как же он смотрит! Никто на меня так не смотрел — не видя ничего и никого вокруг, окутав жадным вниманием.

Неужели я откажусь от этого мужчины в угоду чужим представлениям о правильности и неправильности?.. И больше не буду видеть необычных дымчатых глаз, различая оттенки эмоций?..

— Ты всё закончил и приехал? — стремясь отвлечься, проговариваю ему в ухо и на крошечный миг стопорю дыхание, чтобы задержать в себе его запах.

— В понедельник придется снова уехать, не закончил. Техническому отделу требуется время, как мне объяснили, чтобы выявить причины сброса системы. Смысл торчать там все выходные, если я могу быть здесь с тобой. Вот и вернулся.

От переизбытка чувств уголки глаз жжет непрошенными слезами.

Вернулся, чтобы быть здесь с тобой.

Черт, это очень сильно.

Мог не тратить столько времени на дорогу, но примчался пятничным вечером ко мне.

Я понимаю, что на грани. Разревусь перед ним и ни за что не смогу объяснить дурного настроения. Именно поэтому, стоит песне закончиться, сбегаю, ссылаясь на дела. Боковым зрением замечаю, как Мирон аплодирует Раде, широко улыбаясь. Я забираю свои цветы и бережно несу в кабинет, нежно оглаживая лепестки. Люблю необычные композиции без фанатизма с размером. Ольховский всегда дарит что-то эксклюзивное и шутит, что я такая же — отличаюсь.

Размещаю корзинку на столе и закрываю лицо ладонями.

Само собой, о визите мамы я ничего не рассказывала ему. Мы созванивались и болтали о чем-то обыденном.

Такое попросту не расскажешь. Для человека другой национальности, если он воспитан в более свободных нравах, мое положение будет выглядеть абсурдно.

В смысле, ты подчиняешься воле матери? В твои-то годы? Это нормально, по-твоему? У тебя самоуважение и достоинство есть вообще?

Попробуй тут объяснить, в чем соль. Нынче это называют созависимостью. А по факту — иная культура, иные устои, иные ценности. Зачастую уважение к родителям перевешивает уважение к себе. Ты прогибаешься, потому что боишься разочаровать и обидеть, причинить боль и ранить. Страх потерять и маму — гигантский. Иногда компромиссов не существует априори, и мой случай таков.

Для мамы это катастрофа вселенского масштаба — дочь «спуталась» с кем-то без брака, без официального обозначения статуса. Мама — старовер и нас растила в истинах, которым следует по сей день. Мама — самый родной и близкий человек, это аксиома.

Ну как же мне перешагнуть через

её мнение?

Тем более если я частично согласна с ним... Ведь у меня нет гарантий на будущее с Миром, в глубине души я уверена, что надоем ему рано или поздно. Так какая разница — когда?

Это всё слишком красиво, чтобы быть моей реальностью.

Я всегда знала. Лишь позволяла себе временно стать её частью. Примерить заботу, внимание, восхищение...

Только как поставить точку?..

В последующие часы до закрытия я ещё несколько раз мелькаю в зале. Ольховский и Богодухов размеренно беседует, но стоит мне появиться, Мирон тут же ловит силуэт в фокус и улыбается. И чем ближе полночь, тем откровеннее эти улыбки.

Наши переглядки явно тема номер один. Я вижу, как персонал прячет глаза, чтобы не смущать меня. Единственная, кто подмигивает при случае, это Рада.

— Ребята так воодушевлены, радуются за тебя. Я-то меньше всех работаю здесь, но меня просветили, что до этого в отношениях ты замечена не была. Железная, что ли? — подходит, когда начинаем собираться по домам.

— Кто бы говорил, — не удерживаюсь от шпильки, стрельнув взглядом в Богодухова.

Это всё, безусловно, приятно. И было бы ещё приятнее, если бы не омрачалось пресловутыми «но».

В машине то и дело кошусь на профиль Мира, испытывая жгучую потребность потереться об загадочную улыбку, играющую на его губах. Откуда это во мне? Именно — потереться, словно наглая кошка. Предвкушающая чувственные ласки.

С Мироном я уяснила ещё одну удивительную истину. Настоящий секс — это эмоция. Секс начинается задолго до того, как Мир прикасается ко мне. Физиология — естественное продолжение процесса, но зарождается всё на ментальном уровне. Когда я ловлю взгляд, темный и искрящий, полный обещаний. Когда пропитываюсь огнем, полыхающим в его глазах. Когда ощущаю, как моя кровь вскипает ответным желанием. И все реакции, позже выдаваемые телом, подпитаны щекочущей нервы прелюдией.

Язык невербального флирта, очарование умеренного кокетства, толика приобретенной раскрепощенности.

Я научилась, распробовала, подсела.

Я! Та самая Адель, уверенная когда-то, что больше никто ко мне и пальцем не притронется. Не сомневающаяся в том, что либидо обошло меня стороной. А страсть поглощает увлеченные натуры, с которыми ничего общего я не имею.

Я давно поняла, что ни первой, ни второй нашей близости не хотела. То было другое — порыв, отчаянная нужда в тепле, стремление погасить очаги боли. А теперь, спустя почти полгода, я реально дохожу до кондиции, когда в моей голове ничего, кроме желания чувствовать этого мужчину, нет.

Сама прижимаюсь к его губам, когда двери лифта закрываются. Целую медленно, растягивая удовольствие, и пью вкус Мирона, жмурясь от счастья.

Оказываемся на лестничной площадке в обнимку. Я резко отрываюсь от его рта, будто обдаваемая холодком, поскольку сознание услужливо напоминает, как в прошлый раз нас застала мама.

— Десять минут, — шепчет, быстро чмокая меня, — душ и переодеться, — ещё один поверхностный чмок. — Я приму у себя, чтобы и ты успела, жаль терять даже минуту времени.