Межлуние II

Воронар Леонид

Ссутулившись на краю отвесного берега и обхватив колени руками, Марина отрешенно смотрела на линию горизонта над морем. Тяжелые волны врывались в расщелину меж камней и с гудящим всплеском взметались ввысь пенными брызгами. Дава не обращала на них внимания. Ее волнистые блестящие волосы развевались на ветру, вызывая у расхаживающей поблизости подруги тихие вздохи зависти.

Памятуя о досаде матери за неженственные манеры дочки, засунув руки в карманы портов, Анна рассматривала гальдраставы под ногами. Вырезанные в скалах древние знаки несли

в себе какое-то послание. Очень жаль, что никто не знал, как оно расшифровывается.

– Ты помнишь Каристоль?

– Смутно. Мы жили в пригороде.

Марина задумалась над ответом.

– Сколько тебе было?

– Мне исполнилось девять. Наверное… Я хорошо понимала происходящее.

– Ужасно, – выдохнула травница. – С каждым годом корни уходят все глубже… К переменам становится сложнее привыкнуть.

Перепрыгивающая по камням девушка, издали похожая на юношу, чувствовала настроение собеседницы, и не пыталась шутить. К сожалению, у всех появляются временные трудности, которые надо перетерпеть, и время от времени возникают идеи, которыми надо переболеть. Ограничение свободы воспринималось девушками по-разному. Скучающая по дому Марина погрузилась на самое дно уныния, где вяло барахталась, поднимая горький осадок. Ее подруга, напротив, смело смотрела в будущее. Она была уверена в своем возвращении к нормальной жизни, и при этом искренне желала матери здравия и долгих лет в подлунном мире.

– Я помню слезы Сестер, как прощалась с Родом, – всхлипнула Марина. – Я встречу совершеннолетие вдали от близких…

Анна с тревогой посмотрела в спину травнице. Эти слова напомнили ей самой о неизвестной сестре, погибшей от руки анонимного убийцы. Разлука, какая бы долгая она не была, не сравнится с потерей близкого человека.

– Это ужасно, – повторила несчастная дава.

– Ты вернешься к ним, – постаралась убедить ее Анна. – Представь, как они тебя встретят?!

Сидящая на берегу через силу улыбнулась, глубоко вздохнула и резко сменила тему, пытаясь отвлечься:

– Ольга говорила, что каждая дава, живущая здесь, принимает гейс.

– Она приняла обет из-за дочери.

– Думаешь, нам не станут их навязывать?

Анна по-мужски пожала плечами.

– Да какая разница? Временные запреты для изгнанниц.

Так и не найдя ключа к разгадке таинственных знаков, она позвала Марину.

– Пора возвращаться.

Травница неохотно выпрямилась и мелкими шажочками приблизилась к подруге. Девушки неторопливо направились в сторону видневшихся изломов темных крыш.

– Чем ты будешь заниматься? После того, как уедешь отсюда?

Анна с удовольствие отметила про себя перемену в интонации.

– Прекрасный вопрос. Знаешь, мне бы очень хотелось устроиться в мастерские.

– Погоди, но ведь Каристоль… Они запрещают…

– Ну, конечно! Но ведь никто не может помешать мне мечтать? Правильно?

Марина кивнула.

– Или, например, встретить статного кавалера, – с лукавой усмешкой предположила дава, поглядывая на спутницу.

– Как же прекрасно быть свободной, – протянула Марина. – У тебя миллион вариантов! Один лучше другого. Ни перед кем не отчитываешься,

никому не докладываешь. Уходишь, когда пожелаешь, и возвращаешься, когда захочешь.

– Или не вернешься, потому что так решила, – поддержала Анна. – Представь, как мы бы сейчас прошлись по Неавской першпективе!

Они помолчали, думая о своем.

– Все равно, чем заниматься, – нарушила тишину травница. – Лишь бы не здесь.

– Не самое унылое место. Есть и похуже. Мне говорили, что есть тюрьма в горном ущелье, куда никогда не заглядывает солнце. Ее перестроили из замка горцев. Только Смотрительница и ее помощницы живут на самом верху, откуда виден свет. Там вечная тень, сырость и холод, пронизывающий до костей. Многие умирают от кашля или попросту замерзают за ночь.

Девушки ступили на тропинку, петляющую между дюнами. Из-под толстого слоя песка то и дело выглядывал какой-нибудь обломок доски или обтесанный конец бревна, выпавшего из венца. Неумолимый ветер незаметно заносил строения. Не успеешь заметить, и на крыше твоего дома целый бархан! Если же дюна приближается вплотную к стенам и наваливается сверху – пиши пропало. Под исполинским весом прогибаются балки, ломаются стропила и скрипит сруб. В одно мгновение все может рухнуть, и брошенные дома, стоявшие в ближайшем к морю ряду, пали первыми жертвами стихии.

Самое страшное произошло в тот день, когда песок добрался до кладбища. Пройдя по небольшому погосту, дюна перемолола оградки и подняла из стылой земли кости. С тех пор покойников хоронили в огне, а пепел или закладывали под валунами у скал, или, если не осталось родственников, развеивали над морем.

То и дело теряющаяся под наносами песка тропинка вывела к границе поселения, где им навстречу пробиралась Ольга.

– Девочки… – замялась женщина, отводя взгляд. – Я зашла к вам, когда вас не было. Аня, твоя мама…

Анна бросилась к дому. Марина едва успевала за подругой и догнала ее у входной двери. Ввалившись внутрь, дава с надеждой позвала:

– Ма-ам?

Вбежав на кухню, девушка упала на колени у лежащего на полу тела. Весь мир перевернулся перед ее глазами, и она отчаянно не хотела верить в произошедшее.

Потрясенная Марина застыла в проеме, мгновенно позабыв о своих неудачах и страхах, теперь казавшихся мелочными.

Ощущая душевную боль подруги, травница осмотрела кухню, ибо у нее не было сил смотреть на убитую горем Анну. Какое-то сомнение, сравни наваждению, коснулось ее сознания. Что-то не давало ей покоя. Что-то настораживало во всем произошедшем. Нет, не смерть, заглянувшая сюда, была причиной. Нечто иное.

Осматривая знакомую по каждому сучку, до последней царапины комнату, Марина заметила пустой пузырек, откатившийся в угол и застывший над щелью между половыми досками. Наклонившись, травница осмотрела его со всех сторон и осторожно понюхала.

– Аня, – позвала она, и было нечто такое в ее голосе, что та повернулась.

– Ты когда-нибудь видела его у матери?

Дава отрицательно мотнула головой – говорить она не могла.

Марина еще раз поднесла к носу пузырек и резко отстранилась. На ее лице застыла гримаса ужаса.