Межлуние II
Шрифт:
– Она пришла не одна. С ней был мужчина. Ира спрятала меня в чулане, и я услышала все, что происходило дальше.
– Ее убили? – охнула травница.
– Нет. Хуже. Что там происходило, я поняла значительно позже.
– Так что с ней случилось? – замирая от тревожного предчувствия, спросила подруга.
– Повесилась. Не выдержала позора, – был ответ.
Девятипалово не было единственным неприятным районом Петра. Если подумать, то кварталы бедняков имели не менее дурную славу. Все та же извечная грязь, гнетущая нищета и безрадостное будущее. Приличные горожане держались от трущоб как можно дальше. Пусть тут не показывают нож средь бела
Когда-то и человек в пальто, стоящий у ограды длинного доходного дома проживал в этой части столицы. Его восстановление не было мгновенным, а путь наверх куда сложнее, чем падение. Ему никогда не забыть, каково это, терять абсолютно все, к чему привык. Что любил. Что хотел сохранить и приумножить. Ему никогда уже не сыграть на пианино, как в прежние времена. Ему отрубили белоснежные крылья и сбросили с блистающих небес умирать среди черни. Тогда он так называл простых людей.
Прямо перед мужчиной, во внутреннем дворике доходного дома играли дети. В обносках, разного цвета кожи, примерно одного возраста. Детство в этих кварталах заканчивается гораздо быстрее, чем хотелось бы родителям. В лучшем случае детвору ждет работа за копейки на фабрике. Нередко вредный воздух губительно сказывался на здоровье. Частенько пацаны девяти лет курили табак, выклянчивая его у рабочих. Бывало, их калечило. В худшем случае, их ждала стезя попрошаек. Вскоре наиболее смышленым объясняли азы воровского мастерства карманников, и вот юные щипачи выходили на большую дорогу. Наиболее увлекшиеся доживали до возраста, когда сбивались в стаи, промышляющие грабежом. Если на этом этапе их не арестовывали и не отправляли на рудники или лесоповал, то с большой вероятностью переходили на следующую ступень. Спуститься с этой лестницы можно лишь со сломанной шеей. Банды поглощали в себя все новые души и не давали взамен ничего кроме чувства мнимой важности. Иллюзорной значимости в узком круге лиц. Если твою кличку знали, то ты гордился. Значит, тебя боялись.
Вариантов дальнейшей судьбы было немного. Конец одинаков. Был ли то нож, воткнутый под ребро, проломленная голова, или удушение таким бесчувственным гигантом как Никола. В их истории последняя точка была написана собственной кровью. Взращенные безжалостной улицей, они редко умирали в своей постели.
Двинувшись вдоль ограды, мужчина вошел через раскрытые ворота и поднялся по приземистым ступеням к входу.
– Вы к кому? – обратилась к нему пышная тетка, стирающая белье в медном тазу.
По ее мокрым рукам, полускрытым под водой, стекала мыльная пена.
– Мия еще проживает здесь?
– На втором этаже, третий нумер.
Человек в пальто учтиво поклонился. Он не мог не уважать тех, кто завел детей в таком месте. Значит, они не убоялись. Это не то же самое, что смирились. Таким людям все по плечу. Они переживут его самого.
Поднявшись по скрипучей лестнице, он остановился и произнес вполголоса.
– Выйди из тени.
Блеснул убираемый под рукав клинок, и ему навстречу грациозно вышла коренастая женщина. Он давно знал ее. С их последней встречи она осунулась и остригла волосы. Теперь она больше напоминала мальчишку.
– Зачем явился? – прошипела она.
– Полегче, родная. У тебя то ко мне не должно быть претензий.
Мия наклонила голову на
– Милости прошу, – она смерила его взглядом с ног до верхушки шляпы, – Барин.
Последнее слово было произнесено со смесью зависти и презрения.
– Ты завидуешь мне, не так ли?
– А как ты думаешь? Идем вниз, я не хочу оставлять детей без присмотра.
Женщина бесшумно спустилась по ступеням лестницы. Ни одна доска и не подумала заскрипеть под ее ногами.
– Мне помнится, я полностью выплатил твою долю.
– Ты обманул меня, утаив истинную сумму. Я согласилась на меньшее, не ожидая такого большого куша.
– Сама виновата, – безжалостно отрезал Барин.
– Ты же узнал, да? – не обращая внимания на его слова, спросила Мия.
Они встали у края детской площадки.
– Год назад, – выдержав паузу, ответил мужчина.
Теперь, при свете дня, он смог рассмотреть ее лучше. Мешковатая одежда, перешитые мужские порты… И все-таки, в этом дешевом наряде чувствовалась неудержимая тяга выглядеть нарядно. Желание подчеркнуть свою женственность. Впрочем, от его взгляда не укрылись и обострившиеся скулы, и бледнота губ и тени под глазами.
– Долго же ты шел, – уже без обвинительного тона заметила она.
Не надо было быть давой, чтобы определить ее детей в толпе детворы.
– Мальчики-близнецы?
– Они, – улыбнулась она, на миг почувствовав нечто неописуемое.
Было так странно видеть улыбку на изможденном, сером от голода лице.
– У меня есть предложение. Оно столь же щедрое, как и опасное.
Мия задумалась, опустив взгляд на землю, а затем переведя его на собеседника.
– Каков куш? На этот раз ты скажешь мне правду, или я не отвечаю за себя.
Он ухмыльнулся.
– Мы с тобой все прекрасно понимаем. Вопрос в том, сколько достанется твоим сыновьям. Оплата червонцами. Не переживай, ты получишь деньги и сможешь оплатить пансион и положить в несколько банков крупную сумму. Они получат к ней доступ к своему совершеннолетию.
– Каков куш? – упрямо повторила она, и в голосе проскользнула нота раздражения.
Он повернулся к ней и слегка наклонился. Его тихий голос произнес:
– Я могу назвать сумму, только если ты согласишься. Обратного пути не будет.
Барин шагнул назад и продолжил наблюдать за детьми, давая ей время на размышление. В ее глазах он выглядел как ожившая смерть, которая предлагала ей сделку. Какой здесь выбор? Мия, так же как и он, знала о будущем тех, кто сейчас беззаботно играл в пыли.
– Я согласна.
Он кивнул, показав, что услышал.
– Сто тысяч каждому участнику.
Она бросила на него быстрый озабоченный взгляд. Такие деньги редко приходили к ворам.
– Что будем брать?
– Об этом при следующей встрече, когда я соберу всех. В твоем левом кармане адрес и небольшое лакомство.
Она неторопливо опустила руку и нащупала похрустывающие ассигнации и клочок бумаги. Барин провел пальцами по полям шляпы, прощаясь, и удалился за периметр ограды. Мия проводила его встревоженным взглядом, но стоило ей посмотреть на близнецов, и ее решимость дать им лучшую жизнь окрепла как никогда.
Это была самая тревожна ночь в ее жизни. Еще никогда прежде так не хотелось увидеть рассветное небо. Струящийся снаружи по стенам и крыше нескончаемый шуршащий поток создавал иллюзию, будто они находятся в нижней половине песочных часов. Начинало казаться, словно они вместе со всей деревней погружаются во мрак безысходности и кромешного отчаяния безлуния, где под гнетом всевластного времени им предстоит провести мучительную вечность ожидания.