МИД, Кремль, кувейтский кризис

Белоногов А. М.

Как пишет Е.М.Примаков, вернувшись в Москву, он 7 октября доложил итоги поездки М.С. Горбачеву и получил указание подготовить предложения, касающиеся продолжения миссии. При этом Горбачев имел в виду, что интересующий С. Хусейна «пакет» надо сначала проговорить с президентами США, Франции, Египта, Сирии и королем Саудовской Аравии и только затем встретиться с руководителем Ирака.

Где-то вскоре после этого Э.А.Шеварднадзе передал мне датированную восьмым октября записку Примакова на имя Горбачева. К записке был приложен подготовленный Евгением Максимовичем примерный «пакет» предложений по урегулированию кувейтского кризиса. Министр поручил проработать вместе

с Управлением стран Ближнего Востока и Северной Африки эти материалы и представить ему наши соображения.

Должен сказать, что сама просьба С. Хусейна, чтобы СССР передал ему в письменной форме свой «пакет» предложений, настораживала, поскольку к этому времени уже достаточно четко выявилась линия Багдада на расслоение коалиции. Поэтому идея предварительно проговорить возможные предложения или соображения с ведущими участниками коалиции была абсолютно правильной. Советскому Союзу нельзя было выступать сепаратно, как бы это ни хотелось Багдаду. Но необходимость действовать согласованно, коллективно создавала и соответственные ограничители: не имело смысла предлагать вещи заведомо неприемлемые для США, других партнеров по Совету Безопасности и ведущих арабских стран. С этой точки зрения «пакет» Евгения Максимовича вызывал вопросы, и не только у меня. Подготовленное мидовскими арабистами заключение не оставляло сомнений в том, что с таким «пакетом» выходить на контакты не стоит.

Отмечая, что «пакет» имеет ряд общих моментов со схемой, которая предлагалась советской стороной в Хельсинки, мы обращали внимание министра на то, что выдвижение вновь на передний план проблемы арабо-израильского урегулирования, пусть даже и без жесткой увязки по срокам с решением кувейтского кризиса, но в одном «пакете» с ним, сразу столкнет нас с американцами. Они не готовы ни к сочленению этих вопросов, ни тем более к таким предлагавшимся в «пакете» шагам, как возобновление американцами их прерванного диалога с ООП и обязательство США оказать влияние на Израиль. Подобную постановку вопроса, писали мы, воспримут в Вашингтоне как подыгрывание С.Хусейну и отход от договоренностей, зафиксированных в совместном советско-американском заявлении в Хельсинки.

Во-вторых, мы отмечали нежелательность ассоциировать СССР с поддержкой иракских претензий к Кувейту, особенно в территориальном вопросе (в «пакете» предусматривалось, что Ирак в предварительном порядке получит заверения от руководства Кувейта, скрепленные гарантиями Саудовской Аравии, о благоприятном для него рассмотрении вопросов, которые были темой переговоров с кувейтской делегацией в Джидде до начала вторжения 2 августа). Этот элемент «пакета» негативно повлиял бы на отношения СССР с широким кругом государств как на Западе, так и в арабском мире, так как воспринимался бы как готовность поощрить агрессора (добавлю, что это было бы совершенно неприемлемо не только Вашингтону или Лондону, но и Тегерану, не говоря уже о самом Кувейте).

Оба эти момента, подытоживали мы, вряд ли приблизят мирное урегулирование кризиса, но могут осложнить реализацию этой задачи: в США их могут воспринять как показатель ненадежности СССР как партнера, что способно лишь подтолкнуть Буша форсировать ставку на военное решение, а С. Хусейн поймет дело так, что в «пятерке» возник разлад и потому торопиться с урегулировнием не надо.

Я не знаю, как поступил министр с нашим заключением, в частности, уходило ли оно куда-нибудь из МИДа (передав его министру, я сразу же улетел по его заданию в Турцию). Но мне достоверно известно, что самому президенту СССР министр официально письменно сообщил, что старался обнаружить

в «пакете» Е.М.Примакова элементы реалистического подхода, но не смог.

Тем не менее Горбачев дал добро на поездку Примакова по западным столицам. Она началась 16 октября и завершилась 20-го. Евгений Максимович посетил Рим, Париж, Вашингтон и Лондон. Мне не известно, какой точно мандат дал ему Горбачев, но судя по тому, что пишет в мемуарах Бейкер, Примаков прибыл в Вашингтон с тем самым «пакетом», о котором речь шла выше. Бейкер, в частности, отмечает, что в качестве средств, которые помогли бы Саддаму Хусейну «спасти лицо», Евгений Максимович предлагал созыв ближневосточной конференции и передачу Ираку кувейтских островов и Румейлы. Результат был очевиден заранее: твердое американское «нет». Бейкер пишет, что президент Буш, завершая беседу с Е.М.Примаковым, заметил, что он не имеет ничего против его новой поездки в Багдад «в поисках мира», но – подчеркнул он – «скажите Саддаму, что здесь вы встретили абсолютно каменную стену».2

Сам Буш о встрече с Е.М. Примаковым написал так: «Примаков изложил предложение, детализировавшее то, что коалиция была бы готова сделать после ухода Саддама из Кувейта. Я направил сообщение Горбачеву с мнением, что это нарушило бы основные принципы, которые мы изложили в Хельсинки. Вместо того, чтобы настаивать на безоговорочном уходе Саддама, этот подход предлагает ему существенные средства для «спасения лица», которые он непременно представит как «вознаграждение». Беседа с Примаковым усилила мой пессимизм насчет возможности найти любое решение кризиса, меньшее, чем использование силы».3

Таким образом, эффект от командировки Е.М.Примакова оказался именно тот, какой мы и прогнозировали в своей докладной записке министру. Но была и другая сторона дела, весьма неприятная лично для Шеварднадзе. Объективно получилось так, что в сентябре – начале октября он обсуждал с членами Совета Безопасности, другими министрами, а также с Бушем кувейтский кризис в одном ключе и договаривался с ними об одной линии поведения, а всего спустя пару недель Горбачев направил своего личного представителя в Вашингтон и другие столицы Запада с весьма отличными от всего этого идеями. Выходило, что президент СССР фактически дезавуирует своего министра иностранных дел. Право у него на это, конечно, было (не уверен, было ли намерение), но поступать так в любом случае не стоило ни с точки зрения дела, ни с точки зрения этики.

Была ли нужда помогать Саддаму Хусейну «спасать лицо»

Хочу высказать свое отношение к активно дебатировавшейся в то время теме «спасения лица» иракского руководителя. Некоторые считали, что Саддам Хусейн не может позволить себе уйти из Кувейта, не получив ничего взамен. Иначе он, мол, «потеряет лицо», а этого он не может допустить ни при каких обстоятельствах – восточная ментальность, престиж и т.д. Кстати, иногда и сам Саддам Хусейн делал такого рода пробросы в разговорах с иностранцами.

Вовсе не отрицая, что для любого уважающего себя политика, тем более главы государства, вопросы личного достоинства и имиджа имеют очень важное значение и что на Востоке по этой части есть свои особенности, я тем не менее считал и считаю, что проблема «спасения лица» в случае с Саддамом Хусейном самодовлеющей как раз и не была. Не была именно в силу его качеств как человека исключительно волевого, решительного, властного, привыкшего не считаться ни с кем и ни с чем и поступать, как угодно только ему самому, и пользующегося к тому же – и это, пожалуй, даже главное – безграничной личной властью у себя в стране.