МИД, Кремль, кувейтский кризис
Шрифт:
И Советский Союз, и Соединенные Штаты имели основания считать саммит в Хельсинки успехом. Москва – прежде всего потому, что в совместном заявлении со всей определенностью было заявлено: «Мы предпочитаем мирное урегулирование кризиса и будем занимать единую позицию против агрессии Ирака». Вашингтон – потому, что там же было еще добавлено, что если предпринимаемые шаги не приведут к прекращению агрессии, «мы готовы рассмотреть возможность дополнительных шагов в соответствии с Уставом ООН». Какие это могли быть шаги, заявление не поясняло, но у американской стороны было на этот счет вполне четкое представление. «Даже если Горбачев, – писал годы спустя Буш, – был еще не готов рассматривать военную акцию, он оставил дверь открытой. Мы получили сильное совместное заявление, какое я хотел и которое декларировало,
Результаты хельсинского саммита были предметом многих разговоров, которые в последующие дни велись в Москве и из Москвы с государственными деятелями различных государств. В Москву в это время съехались госсекретарь США, министры иностранных дел Великобритании, Франции, ФРГ и ГДР. Хотя главной темой обсуждения между ними был германский вопрос, ситуация в Персидском заливе также заняла по необходимости видное место. В эти же дни состоялись отдельные встречи М.С. Горбачева с Дж. Бейкером, министром иностранных дел Великобритании Дугласом Хэрдом, министром иностранных дел Италии Де Микелисом, телефонный разговор с президентом Франции Миттераном. И среди тем, поднимавшихся с советской стороны, непременно фигурировала идея запуска процесса ближневосточного урегулирования, как только удастся разрешить кувейтский кризис. Важно было по горячим следам заручиться поддержкой этой идеи со стороны наиболее влиятельных европейских государств, что в общем и было сделано.
Лечу в Тегеран
В дипломатии, как и других сферах политики, нельзя жить только сегодняшним днем, не стараться заглянуть в будущее. Вот и в иракских делах в связи с кувейтским кризисом нам требовалось смотреть вперед. Определить же перспективы было нельзя, не зная, как будет вести себя крупнейший сосед Ирака – Иран, как в Тегеране сформулируют для себя задачи на иракском направлении в свете так неожиданно возникшего кувейтского кризиса. И 17 сентября я вылетел в Тегеран.
Собственно говоря, миссия у меня была более сложная. Требовалось еще обстоятельно обсудить с иранцами афганскую проблему (что я и сделал, но в данной книге этого не касаюсь), а также сгладить шероховатости, которые у нас возникли в двусторонних отношениях с Ираном. В целом эти отношения были на подъеме, чему способствовал состоявшийся год назад успешный визит в Москву президента Ирана Хашеми – Рафсанджани, но с планировавшимся визитом министра иностранных дел Али Акбара Велаяти вышла осечка. В Тегеране очень ревниво относились к протокольной стороне. Ссылаясь на то, что президент СССР нередко принимает посещающих Москву министров иностранных дел, иранцы сделали встречу с президентом непременным условием визита своего министра, а встреча из-за занятости М.С.Горбачева все не получалась, и визит несколько раз уже откладывался. Компромиссное предложение Э.А.Шеварднадзе провести назревшие переговоры с А.А.Велаяти на пол-пути в Астрахани было иранцами отклонено. И вот теперь мне надо было договориться о встрече министров в Нью-Йорке в ходе сессии Генеральной ассамблеи ООН. В беседе с Велаяти я этот вопрос утряс. Думаю, что и сам мой приезд в Тегеран был расценен как жест внимания.
А.А.Велаяти, по основной профессии детский врач, войдя в политику и возглавив МИД, очень быстро зарекомендовал себя тонким аналитиком, а также умелым и упорным защитником иранских интересов. Мне доводилось бывать в его обществе в Нью-Йорке, что, должно быть, помогло сломать ледок начала нашей беседы в Тегеране, когда речь шла о его отложенном визите в Москву, и перейти к живому заинтересованному обсуждению иракского и афганского вопросов. До этого у меня состоялось их подробное рассмотрение с заместителями Велаяти – Махмудом Ваэзи (по Кувейту и Ираку) и с Боруджерди (по Афганистану).
Выше я уже говорил о тяжелейшей ирако-иранской войне 1980 – 1988 годов. Она завершилась прекращением огня, вслед за которым наступил период, который лучше всего характеризовался словами «ни мира, ни войны». Обе стороны продолжали держать друг против друга крупные вооруженные силы. И так было в течение двух лет, но вот в 1990 году Багдад, готовясь разделаться с Кувейтом и желая обезопасить себя с иранского угла, вступил с Тегераном в переговоры о мире. Саддам Хусейн заявил о готовности вывести иракские войска с тех участков иранской
Когда иракская инициатива стала достоянием гласности, перед нами встал вопрос, как к ней отнестись. Я выступил за то, чтобы публично приветствовать этот шаг. Эдуард Амвросиевич со мной согласился, и 15 августа было опубликовано заявление представителя МИД СССР, где говорилось, что «независимо от того, как объясняется это решение, главное, по мнению советской стороны, состоит в том, что если инициатива будет реализована, то тем самым будет положен конец серьезному источнику напряженности в районе Персидского залива, который и без того перенасыщен конфликтами. Открываются перспективы выполнения такого важного документа Совета Безопасности ООН, каким является резолюция 598. Советский Союз, как известно, последовательно прилагал большие усилия к тому, чтобы преодолеть ирано-иракский конфликт… В Советском Союзе надеются, что с достижением ирано-иракского урегулирования возникнут предпосылки для продвижения в сторону установления стабильности в зоне Персидского залива».9
И вот месяц спустя я обсуждаю в Тегеране ирано-иракские отношения и их перспективы. Из слов собеседников следовало, что работа по мирному урегулированию с Ираком началась 3 – 4 месяца назад и что в результате обмена посланиями между президентами и контактов в Женеве между спецпредставителями двух стран переговорный процесс достиг вполне обнадеживающей фазы, когда совершенно неожиданно для Тегерана Ирак вторгся в Кувейт. Иран первым из государств Залива отреагировал на это событие заявлением, в котором осудил агрессию и потребовал вывода иракских войск из Кувейта. Вместе с тем в Тегеране решили не прерывать переговоров по урегулированию, понимая, как я полагаю, что теперь Ираку просто некуда деваться и он станет еще податливее. Итог оказался вполне положительным для Ирана.
Иранцы мне заявили, что они отделяют нормализацию своих двусторонних отношений с Ираком от кувейтского кризиса и что они прямо сказали иракцам, что нормализация не приведет к смягчению позиции Ирана в отношении агрессии против Кувейта. На мое замечание, что оккупация Кувейта и его присоединение к Ираку – это крупная стратегическая ошибка Багдада, иранцы ответили сходной оценкой, отметив, что Багдад не рассчитывал на столь единодушную реакцию мирового сообщества, надеялся придать конфликту внутриарабский «семейный» характер и с помощью политических маневров удержать захваченное. Вторая серьезная ошибка, считали иранцы, состояла в том, что, столкнувшись с решительным противодействием, Багдад не смягчил позицию, а, напротив, пошел на эскалацию кризиса. По словам собеседников, посетившие Тегеран представители Иордании, ООП, Алжира и Йемена в один голос убеждали их выступить в поддержку Ирака, на что им давался ответ, что с Ираком будут поддерживаться нормальные отношения, но в игру, обреченную на провал, Тегеран вступать не будет. Иранцы заверяли, что введенные Советом Безопасности санкции против Ирака они будут безоговорочно и строго соблюдать. Мне также интересно было узнать, что посетившим Тегеран министрам иностранных дел Кувейта, ОАЭ и Омана, которые добивались того, чтобы Иран пошел дальше соблюдения санкций, было сказано, что Иран не намерен материально ввязываться в конфликт.
Иранцы считали, что серьезно рассчитывать на арабскую инициативу нельзя, что Ирак просто пытается выиграть время, дать кризисной ситуации состариться, довести ее до состояния, в котором уже многие годы находится арабо-израильский конфликт. Выяснилось, что посетивший Тегеран Тарик Азиз держал себя так же, как и в Москве, то есть не проявил ни малейших признаков гибкости, и это иранцев беспокоит, так как перерастания конфронтации в стадию вооруженной борьбы они не хотят. Наращивание военного присутствия США в зоне Залива их сильно тревожило, и они винили в этом неразумную политику Багдада.