Милицейская сага
Шрифт:
– Считайте - из ниоткуда. Алексей Владимирович Котовцев кем-кем, а дураком точно не был. Потому для аудиенции взял все нужные документы, кроме самых-самых. С них единственно копии снял. А первоисточники: фотографии, звукозаписи, прочее, - в сейфе оставил. Да, замечательно умели мы работать! Особенно славненько взятку в бриллиантах задокументировали. Обставили - прямо в упаковочке. Ах, лихо было! Нынешние так не могут, - поцокал он язычком. Но тут же сморщился, осознав неуместность самодовольства.
– Промежду прочим, тут есть сводки наружки - зафиксированы две встречи Паниной с Добряковым. Как
– Вижу. И что ж решили теперь-то из тени выйти? Наскучило без комбинаций?
– Вы меня, юноша, напрасно глазами сверлите. Все, что можно, давно изнутри иссверлено и расточено. Думаете, жить с таким грузом - в радость? Я ведь, еще когда соглашался, понимал, что выламываю себя. Но - знал, на что шел. Шесть лет лишних, знаете.
– Ну, и ... доживали б.
– Наверное. Только не для того бомбу держал. Еще тогда, в восемьдесят девятом, когда вы засаду со складом затеяли, почти решился. Но - Кравец к тому времени первым стал. Так что через него бы все равно не перескочили. И - побоялся. А теперь самое время взорвать. Вон как к власти рвутся!
– Взорвать, но - опять чужими руками?
– Точно!
– пьяненький Марешко тоненько икнул.
– Такая уж, видно, моя планида. У самого-то смелости не хватит. Панина - она ведь и теперь дама серьезная. Тут меня врачи повеселили: опухоль какую-то нашли. Эк удивили! Того, дурачье, не знают, что она во мне с восемьдесят четвертого зреет. Так что... А вы - как это теперь молодежь говорит?
– оторва. Не чета другим нынешним. Вот и - развлекитесь. Там, в материалах, и мое собственное объяснение найдете. Все изложил. Все приготовил. Даже опись присовокупил... Ну, вижу - задержал.
Мороз постоял, взвешивая на весу папку.
– Значит, Добрякова убьют за то, чем он не обладает?
– И непременно! И славненько!
– захихикал, поощряя его понятливость, Марешко.
– И хорошо. И - концы в воду. А у вас после этого свобода маневра. Никто ведь ничего. Так что выстрелите, когда сочтете нужным. Чтоб наверняка. Я б на вашем месте - перед самыми выборами.
– Я должен увидеться с Добрыней.
– Что, простите?!
– Вы организуете мне встречу с ним.
– Я?! Да вы, собственно... Я тихий пенсионер.
– Вы!... Вы, Юрий Александрович, как когда-то Рябоконь говорил, паучило, что, единожды сплетя сеть, от нее не откажется. И сеть эта, как теперь понимаю, у вас сохранилась.
– Предположим, - не без снисходительности подтвердил Марешко.
– Но выйти на Добрыню - это, знаете ли, особый случай...Да и к чему?
– Считайте, хочу получить официальное признание. Так что, есть возможность?
– М-да, вижу, ошибся, - огорчению Марешко не было предела.
– Загубите дело. Больно риск любите.
– Смотрите, не выведите, сам искать начну. Тогда и впрямь шансов меньше - без шума не обойдется. А значит, и материалы ваши могут похериться. Так как, есть каналы?
– Уж если на то пошло, - с неодобрительной хитрецой Марешко вытащил из "стенки" кусок фанеры, за которым открылся вцементированный сейфик.
– Домашняя картотека, - манипулируя кодом, стеснительно пояснил он. Вытащил из пачки бумаги листок, протянул Морозу.
– Имя Тариэл ничего не говорит?.. А! То-то. Его в свое время Лисицкий с Рябоконем завербовали. Только вот в корки обуть не успели. Я после Колиной смерти в сейфе его пошуровал и обнаружил. Ну, и - пригрел!
– Сильны вы, погляжу, по покойницким сейфам шарить!
– Так на пользу! Тариэл, он теперь...
– Знаю. И что мне с того?
– А то, что ни в одной схеме, ни в одной цепочке, что наши под контроль взяли, его нет. Он ведь с Добряковым официально с восемьдесят девятого оборвался. Но не все так просто. Кто-то же, да подкармливает Добрыню этого. И информацией снабжает. Так что - попробуй!
– Опять - чужими руками, - Мороз сложил "вербовочный" лист, сунул в карман. Приготовился высказать все, что думает о маленьком этом, пережившем себя человечке. Но встретился со слезящимися, больными глазами, с набухшими над ними вялыми веками и, коротко кивнув, вышел.
– Удачи!
– Марешко перекрестил ушедшего со спины.
– Может, и мне облегчение выйдет.
13.
– Занят! Вишь, сколько народу?
– рыкнул на Мороза здоровенный охранник, подпирающий собой табличку "Директор рынка". Вокруг и в самом деле стоял гомон от стремящихся проникнуть за заветную дверь. Снизу доносился гул торгового павильона. В крике, ругани и беспорядочном гомоне этом угадывалась некая скрытая заорганизованность.
– Иди и доложи, что его срочно хочет видеть начальник отдела угро Мороз. Слышал про такого?
– не отстал Виталий.
– Слышал чего-то, - охранник зевнул.
– А только совещание. Во-он там книга. Иди запишись назавтра.
– Вот что, у меня мало времени, чтоб его еще на холуев терять. Поэтому живо докладывай или... Виталий отодвинулся: дверь открылась изнутри. И оттуда выглянуло владетельно озабоченное лицо:
– Что в самом деле шум позволяешь?!
– напустился директор рынка на смутившегося охранника. Но, переведя взгляд на скандалящего посетителя, осекся.
– Вижу, помнишь, - Мороз оттер плечом загораживающего путь громилу и беспрепятственно проник в пустой, как оказалось, кабинет. Уселся, покручиваясь, в кресло хозяина кабинета.
– Никого не впускать, - рявкнул тот.
Тариэл, за прошедшие годы изрядно облысевший, с мешками под цепкими недобрыми глазами, подошел к бесцеремонному гостю, склонившись через него, приоткрыл ящик стола и нажал на кнопку, отключая мотающийся диктофон.
– Техника безопасности, - пояснил он, усаживаясь подле, на стул для посетителей.
Мороз покрутил пальцем над собой, безмолвно спрашивая о наличии подслушивающих устройств и одновременно намекая на интимный характер визита.