Милицейская сага
Шрифт:
– Полно на себя наговаривать. Ты и сегодня - лучший, - смотреть в эти больные песьи глаза было невозможно. - Т-сс! Мальчик! Когда ты подрастешь, то постигнешь вслед за мной: страшна не физическая усталость, она пройдет. А вот та тяжесть, что внутри накопилась, - это-то и ломает. Знаешь, в чем меж нами разница? Мы оба травим дичь. Только ты молодой, ретивый, рвешься по следу. А я...тащусь. И сил уж нет, и кураж пропал, но и на другое не годен. Так-то.
– Тогда удачной рыбалки, - Мороз потрепал ссутулившееся Чекинское плечо - а что он еще мог
Чувствуя легкое головокружение - фужер водки после бессонных суток оказался перебором, - Виталий зашел в туалет ополоснуть лицо. Возле соседней раковины смачивал распухший нос долговязый охранник.
– Если отваливается, пластилином прилепи, помогает, - посоветовал Мороз. Он кротко встретил зыркнувший исподлобья взгляд.
– Извини, конечно. Но сам, брат, виноват: что ж на незнакомых людей без разведки кидаешься?
Мороз беззлобно засмеялся и вышел.
– Не от меня сбегаете?
– поинтересовались сбоку.
Появившаяся невесть откуда Марина Садовая натягивала лайковое пальто, придавшее ее фигуре дополнительную утонченность.
– Сбегаю и сбегаю, - глупейшим образом ответил Мороз. И, поняв, что сказал ахинею, тут же, что называется, и усугубил:
– А где ж ухажер-то? Такая парочка образовалась, хоть куда!
– Ухажер больно боек оказался, - Марина, поправлявшая у зеркала косу, как ни в чем ни бывало, протянула Морозу сумочку.
– Подержите. И потом образован сверх всяких приличий: много иностранных слов знает.
"Предложил-таки, стервец, минет, не удержался", - расшифровал фразу Мороз.
Еще раз крутнувшись у зеркала и найдя себя привлекательной, она направилась к выходу, ни мало не вспоминая о переданной в чужие руки сумке.
Спустившись в аллею, остановилась, приблизила к лицу ветку дикой яблони.
– Чувствуете, как пахнет?
Повернулась к спутнику, фыркнула:
– Хотя нашла кого спросить... До остановки проводите?
– Могу и дальше, - выпалил Виталий. Решив, что получилось чересчур откровенно, брякнул:
– Я не женатый. Так что торопиться некуда.
– А я как раз замужем. Ну да вы в курсе. Вы ж обо мне теперь все знаете.
– Знаю. От главврача вендиспансера.
– А, этот! То еще трепло. Так вот ничего ты, мальчишечка, не знаешь. А хочешь расскажу, как я на самом деле сифон этот злосчастный подхватила?
Встречная парочка заинтересованно обернулась.
– Мне просто стыдно сказать было. Потому что - от собственного мужа схлопотала, - выдохнула она.
– Я ведь его поначалу очень даже... И - все положила, чтоб продвинуть. Задалась целью генерала из него сделать. А тут как-то чувствую что-то не то. Набралась смелости, пошла в диспансер. И - на-те вам! Муж потом плакал. Говорит, случайно. А что случайно? Штаны сами спали? Хотела уйти. Умолил. Грозил застрелиться. Да и дочка. Но все разом умерло. Как - струна. Пела вроде, пела. Бззык - и нету.
– А как же - Слободян?
– И про это настучали? Все правда. Причем далеко не
– И как же вы теперь с мужем?
– Сосуществуем. Такой вот сюжетец.
Они шли теперь через неосвещенный парк, и в полутьме он ощутил, как она вздрагивает. Жалость и нежность заполнили его.
– Мариночка!
– Ну, ну! Вот только давай без соплей. Что ты там себе навоображал? Я заметила! Ты ж мечтательный. Смотри, попадешься какой-нибудь стерве вроде меня. Наговорит! Я теперь, имей в виду, тоже во вкус свободной жизни вошла. Сама мужиков выбираю и - трахаю. Живу по принципу: хочется - получу. Хочешь, тебя захочу?...Что отмалчиваешься? Хочешь - знаю! Все вы... Тальвинский просто более других был откровенен. И кстати, насчет Тальвинского...
– Я же просил...
– Плевать мне, что ты там просил! Но я говорила, что ему воздастся. Вот и воздалось!
– Что хочешь сказать?
– А то! Сам другим рога наставлял. Вот и донаставлялся. Теперь ему наставляют!
– Кто?!
– Хозяин завода нашего. Молоденький, вроде тебя. Очень они меж собой с его женой схлестнулись.
– Врешь?!
– Привычки такой не имею! Да все заводоуправление знает. Он чуть не каждый день ее к себе в кабинет таскает. Такая любовь!
– Погоди! Так если мой ровесник, она старше его лет на десять?
– Ну и что? Я вот тоже старше тебя. А ты вон как подрагиваешь! А потом, может, когда он ее раком ставит, так всю советскую милицию в ее лице представляет? - Заткнись!
– Что?! ... Все, дальше не провожай! И вообще: лезешь в душу - снимай обувь. Натоптал. Будь здоров, рыцарь фигов!
Она шагнула в сторону. Но Виталий с силой поймал ее за локоть так, что их по инерции прижало друг к другу.
– Хватит дурить! А до дома я тебя провожу, даже если волоком тащить придется. Потому что хоть я в твоих глазах и подонок, но в такой темноте лучше с подонком, чем одной.
– Как угодно, - она сделалась вялой.
Медленно, в отчужденном молчании прошли они вдоль городского пляжа, незаметно вывернули вверх, на мостовую. На противоположной стороне, в глубине меж домами, светлячком в ночи теплилась вывеска "Шашлычная".
– Давай зайдем. Выпьем по рюмке коньяку. Знобит, - заискивающе попросила Марина.
– Ну, пожалуйста.
Она потормошила за рукав провожатого и неожиданно, будто решившись, привстала на носки и припала губами к уху:
– Дурачок! Ладно, признаю: оговорила твоего благодетеля. Черт занес и - брякнула. Позлить захотелось. А злю - потому что, похоже, ты мне немножко нравишься.
И заискивающе улыбнулась.
"И что с нами творят эти женщины?" - с деланным безразличием пожав плечами, Виталий повернул к шашлычной, на которой только теперь разглядел зазывающее название "У Зиночки".