Милые бездельники
Шрифт:
— Папашеньк кланяйтесь! Мамашеньк ручку поцлуйте! На-дняхъ безпремнно опять къ вашимъ услугамъ!
Потомъ такъ же быстро онъ выдернулъ себя изъ окна, выхватилъ изъ бокового кармана носовой платокъ и сталъ отирать съ лица потъ, весь сіяющій и лоснящійся.
— Это моя невста-съ, — выпалилъ онъ, глядя на меня глупыми смющимися глазами, и вдругъ, расхохотавшись, прибавилъ: — я васъ задлъ-съ давеча? Пардонъ-съ! Все отъ моей живости! Скоропалительный человкъ! Чуть вдь поздъ не пропустилъ!..
Онъ сталъ обмахиваться платкомъ.
— Да, ужъ любовь… это, можно сказать, такое чувство; такое, — началъ онъ снова. — Теперь, кажется, скажите мн: „выскочи изъ вагона на всемъ ходу“, — ей-Богу-съ,
Я усмхнулся. Онъ уловилъ мою улыбку и опять расхохотался.
— Это, точно-съ, смшно! Для чего мн выскакивать на всемъ ходу изъ вагона, когда я и такъ могу… каждый праздникъ валяю сюда!
— Вы гд же живете? — спросилъ я.
— Я-съ? Тутъ не далеко, рукой подать, въ В*… У насъ тамъ домъ свой, то-есть не то, чтобы мой, а дяденькинъ, только у дяденьки дтей нтъ, и потому домъ ко мн перейдетъ. Тоже не вкъ же дяденька и тетенька жить будутъ. Да они мн и не мшаютъ, пусть ихъ живутъ, пока Богъ грхамъ терпитъ. Въ могил-то тоже еще належатся, бока устанутъ…
Онъ засмялся.
— Вы, должно-быть, или большой шутникъ, или ужъ очень счастливый человкъ, замтилъ я.
— О, вы меня не знаете! Я такой шутникъ, что страсть! — отвчалъ онъ. — Безъ меня у насъ, у знакомыхъ то-есть, ни одна вечеринка не пройдетъ. Меня наши знакомыя барышни какъ увидятъ, такъ и говорятъ! „ну, начнетъ морить со смху“. Я-съ вдь на вс руки, танцевать или въ карты, въ мельники тамъ, либо въ Акульку, играть, тоже фанты устраивать: У меня сейчасъ эти идеи явятся; другой выдумываетъ, а у меня — разъ и готово. Вотъ начну на ферты говорить.
— То-есть какъ это? — спросилъ я въ недоумніи.
— Очень просто-съ. Вотъ такъ: я-фертъ по-фертъ-шелъ-фертъ, вотъ вышло: я пошелъ. Иногда такая смхота выходитъ, что барышень даже въ потъ ударитъ…
Онъ началъ меня забавлять. Сначала онъ мн показался просто придурковатымъ, потомъ я увидалъ, что это своего рода философъ, цлую теорію счастія выработалъ. Шутка ли! Тоже изъ здоровыхъ людей.
— Вы служите? — спросилъ я его.
— Я по письменной части, на маленькомъ оклад, конечно, покуда, восемь рублей въ мсяцъ получаю, ну, да у насъ свой домъ, тоже куры, свиней тетенька разводитъ. Свиней, знаете, хорошо держать, потому поросята завсегда свои; какъ-ни-какъ, а ужъ свинья принесетъ ихъ. Я вотъ тоже голубей завелъ. Ну, да это ужъ такъ, для блезиру, баловство одно. Отличные турманы есть. Нашего сосдскаго понамаря сынъ тоже пытался голубей занести, да его противъ моихъ не вышли. Шалишь! Мои одно слово: стрла и камень, — вверхъ стрлою, внизъ камнемъ. Мастеръ я тоже ихъ гонять! Неутомимость все! Иногда гоняешь, гоняешь ихъ, глядишь — на двор ужъ чуть не ночь. Время-то летитъ незамтно въ занятіяхъ!
— Гд ужъ замтить, если у васъ такое развеселое житье, — проговорилъ я съ улыбкой.
— Нтъ, вы-этого не говорите, — сказалъ онъ. — Что-жъ, у меня житье, какъ житье, какъ и у всхъ прочихъ. А это я ужъ такимъ комикомъ уродился. Да-съ! Какъ тамъ ни живись, а я на комедію всегда напорюсь. По пословиц, на ловца и зврь бжитъ. Да вотъ третьяго дня. Дяденька пришелъ подгулявши. А онъ, какъ только муху убьетъ, сейчасъ въ расположеніе духа приходитъ, радость душевная у него проявляется. Начали мы съ нимъ разныя колнца откалывать. Сперва двухъ свиней тетенькиныхъ вздумали за хвосты связать, да не держатся веревки, хвосты-то склизкіе, ну, и не держатся веревки. Потомъ тетенькинаго кота-Ваську. генераломъ одли, шляпу трехугольную съ перьями изъ бумаги на него навязали. И заметался нашъ генералъ, какъ угорлый, осатанлъ совсмъ, потому что перья-то надъ его головой развваются, а сцарапать трехуголку не можетъ. Комедія. Потомъ тетенька пришла; какъ увидала все это, и смазала дяденьку полотенцемъ по лицу. Онъ, было, въ азартъ вошелъ, да посклизнулся,
Онъ вдругъ смолкъ и сдлалъ серьезную мину.
— Конечно-съ, если-бы это взаправду драка была, то одно безобразіе бы было, а то это такъ — мужъ и жена промежду себя повздорили, — продолжалъ онъ сдержанно. — Безобразіевъ у насъ въ семь нтъ никакихъ. И дяденька съ тетенькой вкъ честно прожили, и я вотъ потому такъ пристрастенъ къ своей невст, что она двица, соблюдающая себя. Такихъ-то, что и мн, и каждому встрчному на шею вшаются, много. Моя-съ не такая. Вонъ я къ нимъ на праздники ночевать зжу, такъ вы думаете, она въ какое-нибудь вольное обращеніе со мной входитъ? Ни чуть-съ! Совсмъ даже напротивъ. На такую-то, съ которой длай, что хочешь, я и не распалился бы, потому что это какая же тутъ можетъ быть любовь? Да мн дяденька съ тетенькой и не позволили бы взять жену предразсудительнаго поведенія. Это чтобы пальцами-то вс тыкали? Нтъ-съ, ужъ пусть другимъ дегтемъ-то ворота мажутъ, а не намъ.
Онъ говорилъ теперь не безъ достоинства и принялъ гордый видъ. Мн захотлось его подразнить, и я сказалъ:
— Да, а вотъ какъ женитесь, да жена-то вдругъ и загуляетъ, тогда что?
Онъ вспыхнулъ и разгорячился.
— Съ чего же-съ это ей загулять? Достатковъ нашихъ на насъ хватитъ, я человкъ характера веселаго и не тиранъ какой-нибудь, притомъ же молодъ я и въ полной сил, потому что я себя соблюдаю. Такимъ-съ мужемъ каждая жена будетъ много довольна. Съ чего же ей другому-то на шею вшаться? А тоже, если какой озорникъ, бываютъ такіе нахалы, подъзжать станетъ, такъ я-съ — комикъ-комикъ, а скулы тоже своротить на сторону сумю…
Онъ весь раскраснлся отъ волненія, на его кругломъ лбу заблестли капли пота. Меня разбиралъ смхъ.
— Ну да, толкуйте, — продолжалъ я его дразнить:- а вотъ станете хмелемъ зашибаться, какъ вашъ дядюшка…
Онъ перебилъ меня обидчивымъ гономъ:
— Мой дяденька не пьяница. Это что я вамъ разсказывалъ давеча, какъ онъ третьяго дня подкутивши вернулся, такъ это отъ веселія сердечнаго. Это со всякимъ можетъ случиться. Я самъ иногда подкучу, такъ это что же? Только веселости придаетъ, колнца откалываешь, веселишь всхъ. Пьянство-съ, по моему мннію, это отъ горя бываетъ и при малодушеств. Говорятъ вотъ тоже, портятъ людей. Такъ это тхъ, на кого враги есть. А какіе же у меня могутъ такіе враги быть? Я людей люблю, и меяа люди любятъ. „Вася! Вася!“ вс такъ меня и зовутъ, потому у меня душа чистая, добрая. Я никому-съ обиды не сдлаю, и мн никто, нравъ у меня веселый. Живи и на міръ радуйся!..
Его лицо вдругъ приняло выраженіе умиленія. Онъ обернулся къ окну и засмотрлся на широко раскинувшіяся зеленыя поля. Я вдругъ понялъ, что онъ дйствительно живетъ и радуется на все въ мір, начиная съ этихъ тощихъ полей и кончая своими коротенькими брючками.
— Хорошо-съ жить на свт! — сладко проговорилъ онъ съ глубокимъ вздохомъ.
И прежде чмъ я усплъ что-нибудь сказать въ отвть, онъ вдругъ засуетился и заерзалъ на мст.
— Сейчасъ прідемъ, сейчасъ прідемъ! — заговорилъ онъ, высовываясь въ окно. — Вотъ Замысловскія барышни! Отецъ Иванъ тоже! Куда это собрались? Ужъ не въ Москву ли? Вотъ потха.
Казалось, онъ былъ готовъ отъ нетерпнія выскочить изъ окна. Едва остановился поздъ, какъ коротенькія брючки замелькали на платформ. Сначала юноша бросился къ франтовато-одтому, важно смотрвшему старику-священнику. Тотъ, благословивъ его склоненную голову, подставилъ ему къ губамъ руку, и, что-то говоря, благосклонно потрепалъ его по щек. Затмъ еще боле просіявшій юноша, осчастливленный поповскимъ благословеніемъ и ласкою, подлетлъ къ Замысловскимъ барышнямъ, и до меня донесся звонкій, звонкій смхъ здоровыхъ молодыхъ голосовъ.