Милые бездельники
Шрифт:
— Вотъ такъ-то твой покойникъ дядя мн читалъ, — бормотала тетка среди чтенія. — И хорошо ты читаешь, съ плавностью!.. Только мы другія книги читали. Этой не читали. То было про Кузьму Рощина, про Юрія Милославскаго, про Давида Коперфильда, тоже про Ревекку Шарпъ. Я тутъ съ сосдкой про эти книги говорила; она тоже читала…
Наконецъ, Петръ Васильевичъ кончилъ чтеніе и поспшилъ ухать. Онъ былъ взволнованъ, раздраженъ и самъ смялся надъ собою…
— Нтъ, это чортъ знаетъ, что со мной длается, — бормоталъ онъ дорогою, сдвигая брови. — Въ чтецы еще къ
— Ахъ, а я въ васъ новыя достоинства открыла, — говорила ему черезъ день Анна Павловна Трощинская, встртивъ его въ одномъ дом. — Вы не только милый салонный говорунъ, но и добрый родственникъ. Я познакомилась съ нашей тетей. Милая старушка… Слышала, какъ вы у нея почти росли въ дом, гащивали въ деревн у доброй старосвтской помщицы. Это мило, что вы заботитесь о старикахъ. Впрочемъ, она и стоить того, такая ласковая и тихая… обожаетъ васъ…
Въ другомъ салон главный докторъ больницы для платящихъ говорилъ Петру Васильевичу:
— Я очень радъ, что могъ помочь вашей тетушк. Она теперь быстро станетъ поправляться. Но я совтую вамъ свезти ее на дачу куда-нибудь въ Петергофъ или Ораніенбаумъ. Если она останется здсь, то болзнь можетъ повториться. Меня, признаюсь, даже удивилъ этотъ упадокъ силъ. Вс симптомы долгаго голоданія и…
— Да, да, — поспшно перебилъ доктора Дерюгинъ-Смирницкій:- все наши милые посты и богомолья… Но я теперь прекращу эти бднія и постныя масла.
— Да, это надо непремнно прекратить, — говорилъ докторъ.
Люди, совсмъ не знавшіе Аглаи Ивановны, но желавшіе подслужиться къ чиновному лицу, имвшему большія связи, считали теперь долгомъ спрашивать у Петра Васильевича:
— Мы слышали, что у васъ опасно больна ваша тетушка. Ну, что ея здоровье теперь?
И Петръ Васильевичъ чувствовалъ, что онъ уже не можетъ теперь отвертться отъ старухи-родственницы, что волей-неволей ему приходится няньчиться съ нею. Правда, Петръ Васильевичъ, взявъ ее изъ больницы на время въ свой домъ, пытался освободиться отъ нея, говоря, что ему не удобно держать ее у себя, но она сейчасъ же покорно соглашалась съ нимъ и замчала:
— Ужъ гд же теб, дорогой мой, возиться со мною, старушонкой! Ну, найми мн уголокъ, а прокормиться кое-какъ теперь прокормлюсь. Вотъ и Анна Павловна Трощинская, и генеральша Мусатова приглашаютъ все къ себ. Я, старушонка, тамъ да здсь погощу и буду сыта… обносочки тоже какіе-нибудь подарятъ.
— Ахъ, что вы говорите! Разв это возможно! при моемъ положеніи въ свт! Не носили бы вы моей фамиліи, тогда мн и дла бы не было до того, какъ вы живете, гд попрошайничаете. Но вы вспомните, что вы носите мою фамилію! — восклицалъ нетерпливо Петръ Васильевичъ.
И точно: вдь онъ былъ не какой-нибудь Ивановъ или Ефремовъ, а Дерюгинъ-Смирницкій; Дерюгиныхъ же-Смирницкихъ только и было въ Россіи, что онъ да она, жена
Такъ и прожила она всю жизнь, ничего не длая и благосклонно принимая услуги окружающихъ.
III
Членъ общества
Мн навязали хлопоты по длу о покупк одного имнія въ одномъ изъ поземельныхъ банковъ. Я вспомнилъ, что одинъ изъ моихъ старыхъ знакомыхъ, генералъ, Алексй Николаевичъ Казанцевъ, находящійся не у длъ въ государственной служб и только числящійся гд-то, состоитъ членомъ правленія этого поземельнаго банка. Я похалъ къ нему за справками на домъ. Меня встртилъ привтливо, какъ стараго знакомаго, его камердинеръ и сказалъ:
— Генералъ занимается.
По лицу степеннаго старика скользнула какая-то неопредленная усмшка.
— Такъ передайте ему мою карточку, — сказалъ я, передавая визитную карточку.
— Хорошо-съ, — отвтилъ камердинеръ и тотчасъ же прибавилъ:- да вы обождите минутку, можетъ-быть, и примутъ васъ-то.
— Нтъ, зачмъ же отрывать отъ дла, — сказалъ я.
— Ничего-съ! Я доложу! — проговорилъ камердинеръ съ тою же усмшкой и пошелъ докладывать.
Черезъ минуту онъ воротился.
— Просятъ въ рабочій кабинетъ! — проговорилъ онъ.
Я направился къ кабинету. Навстрчу мн уже шелъ молодцоватою походкою плотный, высокій человкъ, въ синихъ панталонахъ съ красными лампасами и въ бархатномъ щеголеватомъ пиджак. Черные завитые волосы, свжій цвтъ лица, быстрыя движенія, веселая улыбка, — все это длало его крайне моложавымъ. Это былъ Алексй Николаевичъ Казанцевъ.
— Очень радъ, очень радъ видть васъ! — быстро заговорилъ онъ, длая мн уже издали привтливый жестъ рукою. — Какъ нельзя боле кстати завернули. Дадите совтъ, посмотрите…
— Готовъ служить, тмъ боле, что и самъ хочу просить вашего добраго совта, — отвтилъ я, пожимая протянутую мн руку.
Я переступилъ порогъ генеральскаго рабочаго кабинета, въ которомъ я былъ впервые, и остановился въ недоумніи. Весь кабинетъ былъ заставленъ, заваленъ и загроможденъ шкапами и этажерками, съ древнимъ оружіемъ, съ костюмами разныхъ націй, съ гипсовыми головками и торсами; на полу валялись шелковыя драпировки, куски дорогихъ кружевъ, какіе-то римскіе сосуды; окна были снизу закрыты темными заставками, посредин комнаты стоялъ мольбертъ съ начатой картиной, черезъ кабинетъ тянулась плотно задернутая драпировка изъ тяжеловсной старинной ткани.
— Смотрите, критикуйте, браните, но только не отдлывайтесь банальными похвалами! — весело сказалъ хозяинъ, вводя меня въ рабочую комнату. — Я, видите ли, фантазирую: изображаю Клеопатру въ минуту ея смерти…
Я подошелъ къ картин. На полотн, большихъ размровъ, была уже вполн написана во весь ростъ голая женщина, приложившая къ груди змю. Богатая обстановка, цвты, масса тканей окружали красавицу-царицу. Картина была недурна, немного фривольна, немного пикантна: на Клеопатр недоставало одежды, точно она не успла прикрыться посл купанья.