Милые бездельники
Шрифт:
— Да видите ли, въ эти дни намъ эта комната необходима, — сказала она. — У насъ курительной комнаты нтъ, ну, тоже и для игорныхъ столовъ… Мн, право, такъ совстно, что я васъ хочу просить на эти вечера… только два раза въ мсяцъ… позволить намъ занимать вашу комнату… Но я надюсь, что вы примете наше приглашеніе и будете, въ числ гостей…
Я былъ смущенъ этой неожиданностью и благодарилъ за приглашеніе.
— Такъ вы будете нашимъ гостемъ? — спросила она.
— Сочту долгомъ, — отвтилъ я.
— Ну да, я очень рада, —
Мы простились. Минутъ черезъ десять ко мн влетла снова хозяйка въ сопровожденіи Аннушки, тащившей ломберный столъ.
— Вотъ сюда поставь, сюда! — говорила хозяйка ей и тотчасъ же обратилась ко мн:- надо, знаете, все пораньше разставить, приготовить, а то завтра и такъ хлопотъ будетъ по горло!
Прошло еще нсколько минутъ, и ко мн принесли еще ломберный столъ, но зато отъ меня потащили этажерку съ моими книгами.
— Это мы поставимъ въ темную комнату, на завтра, а то она мшать будетъ, — говорила мн хозяйка. — Ахъ, только ты, Аннушка, одна не стащишь! Дай я помогу!
Она стала помогать, но дло не спорилось. Пришлось снять книги и перенести ихъ потомъ въ темную комнату. Волей-неволей пришлось помогать и мн. Когда я вошелъ съ грудой книгъ въ темную комнату, я едва не полетлъ. Эта комната вся была загромождена старыми столиками, какими-то картонками, желзными кроватями, посудными шкапами и разнымъ хламомъ.
— Мы это, знаете, все убираемъ, — пояснила хозяйка:- чтобы просторне было въ комнатахъ. Въ хозяйств, въ будничной жизни, конечно, все это нужно, а когда гости — это стсняетъ. Вы у насъ не были еще въ комнатахъ?
— Нтъ.
— Ахъ, какой же вы бирюкъ и отшельникъ! Пойдемте, я васъ познакомлю съ моими барышнями.
Мы пошли, и я былъ представленъ двумъ барышнямъ Оленинымъ, черноволосой Маш и блокурой Кат. Об были прехорошенькія и совсмъ юныя.
— Вотъ нашъ залъ, а здсь спальня моихъ барышень, — поясняла мн хозяйка. — Теперь въ этой комнат будегь гостиная, такъ какъ кровати мы вынесли на завтра. А тамъ моя съ мужемъ спальня и для еди нашего кушетка. Ему еще двнадцать лтъ тринадцатый, такъ онъ съ нами спитъ. А вотъ тутъ столовая у насъ. Посудный шкапъ вынесли, а то тсно. Диванъ тоже тутъ стоялъ для бабушки, ну, и его убрали, потому что бабушка гоститъ теперь у нашей родственницы.
— А вы танцуете? — вдругъ спросила меня одна изъ барышень.
— Нтъ.
— Ахъ, вы, вроятно, нигилистъ! — заключила другая
— Катя! — укоризненно замтила мать.
— Что-жъ, мн Воронинъ говорилъ, что вс писатели нигилисты, потому что въ писатели только т и идутъ, которые ничего не признаютъ, — пояснила задорнымъ тономъ двушка.
— To-есть, чего же они не признаютъ? — спросилъ я.
— Да такъ, ни по военной, ни по статской служить не хотятъ и никакихъ чиновъ не имютъ! — отвтила она. — Впрочемъ, для танцевъ и ловкость нужна, — продолжала она, бросая уничтожающій взглядъ на меня:- а у кого ея нтъ, тому лучше и не танцовать.
— Да, это и во всякомъ дл такъ, — отвтилъ я, умышленно впадая въ задорный тонъ барышни, — Поешь, какъ козелъ, — не пой; играешь на фортепіано, какъ на балалайк,- не играй! А то пугаломъ будешь!
Барышня какъ-то недоумло посмотрла на меня, быстро отвернулась и замолчала.
Вплоть до ночи я не оставался ни минуты покойнымъ. Хозяйка донимала меня своими появленіями въ моей комнат, своими просьбами пособить ей что-нибудь переставить, своими разсказами, о томъ, кто будетъ у нихъ завтра въ гостяхъ. Аттестаціи гостей были самыя странныя. Про одного, напримръ, я узналъ, что онъ постоянно абонированъ въ итальянской опер и, повидимому, онъ отличался именно только этою особенностью, которая давала ему право быть причисленнымъ «къ избранному обществу» Олениныхъ. Часовъ въ десять въ зал послышалось передвиженіе стульевъ. Я удивился этой неожиданной возн, такъ какъ по вечерамъ у насъ царствовала тишина. Я позвалъ Аннушку.
— Я здсь, — откликнулась она изъ залы. — Барышнямъ постели стелю.
Я вошелъ въ залъ: Аннушка составляла стулья и устраивала изъ нихъ постели.
— Это у насъ ужъ всегда такъ наканун гостей, — пояснила она:- кровати-то ихъ вынесли изъ той комнаты, мебель тамъ по-модному разставили, ну, и стели, значить, въ зал…
Въ три часа ночи меня разбудилъ шумъ: это пріхали барышни и, напвая, смясь и болтая, ходили по зал, раздвались, роняли вещи на полъ, сообщали громко одна другой свои тайны, словно забывъ о моемъ существованіи.
— Тише, услышитъ! — вдругъ проговорила одна изъ сестеръ.
— А мн-то что за дло! — отвтила другая. — Ты слышала, что онъ давеча сказалъ? Это ужъ онъ не на насъ ли мтилъ? Ужъ если я что замчу, такъ я его такъ отбалую, что со стыда сгоритъ!
— А онъ тебя пропечатаеть!
— Ахъ, скажите, пожалуйста, какія страсти! Кто ихъ читаетъ! Голь какая-нибудь, оттого и въ писаки пошелъ. Ужъ порядочный человкъ по грошамъ за свои писанья сбирать не станетъ, а служить пойдетъ. У нихъ что: ни чиновъ, ни орденовъ, ни званій, ни жалованья, ни наградъ нтъ. И мамаша глупо сдлала, что пустила! Офицеръ бы какой-нибудь нанялъ; все компанію бы водилъ. А этотъ что? Медвдь! У-у-у! Вотъ, вотъ ему!..