Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России
Шрифт:
знаком с художником и издательским работником А.В.Уйттенховеном, членом Ордена и
близким знакомым Карелина с 1921-22 гг.<17>, позволяет предположить, что к этому же
времени относятся и первые контакты с Карелиным Ю.А.Завадского, а затем поэта и
востоковед а П.А.Аренского, сына известного композитора, получившего в сентябре 1920
г. розенкрейцерское посвящение в Минске от Б.М.Зубакина вместе с
С.М.Эйзенштейном<18>, поскольку именно в это время
женившись на сестре Ю.А.Завадского, киноактрисе В.А.Завадской, и переехал в их
квартиру в Мансуровском переулке.
На фигуре Б.М.Зубакина стоит остановиться. Это был человек безусловно широко
одаренный, а в ряде областей искусства талантливый до гениальности, оказавший влияние
на многих своих современников, которым приходилось с ним встречаться<19>. Согласно
автобиографии, написанной им в конце 1922 или в январе 1923 г. во время своего первого
ареста<20>, Зубакин еще в гимназические годы увлекся мистикой и оккультной
литературой, решив возродить Орден розенкрейцеров, как общину мистических
единомышленников. Первоначально она возникла под Петербургом в Озерках, где
находилась дача его родителей, но перед 1917 г. распалась. Вторично община возродилась
в период революции и гражданской войны под Невелем, где Зубакину удалось объединить
несколько художников и музыкантов из родственников и знакомых, однако в
последующем и эта попытка потерпела фиаско. Более удачным шагом Зубакина,
прикомандированного в 1920 г. в качестве лектора к Политуправлению штаба Западного
фронта, я считаю открытие им ложи в Минске и посвящение в ней находившихся там
актера И.Ф.Смолина, занимавшегося оккультизмом и врачеванием, поэта и литератора
П.А.Аренского и С.М.Эйзенштейна<21>.
Результатом этого акта, описанного Эйзенштейном в одной из глав своих
автобиографических мемуаров достаточно точно, хотя и с долей иронического юмора,
стали регулярные занятия оккультизмом и вопросами мистики, о чем можно прочитать в
письмах Эйзенштейна к матери из Минска, и последующее приобщение к неофитам
артистов Первой студии МХАТа М.А.Чехова и В.С.Смышляева, когда Аренский, Зубакин,
Никитин и Эйзенштейн вернулись в Москву. Это произошло в первых числах октября
1920 г. и в известной мере предопределило последующее поступление Эйзенштейна
художником в московский театр Пролеткульта, которым тогда заведовал В.С.Смышляев, а
затем и оформление им с Л.А.Никитиным спектакля “Мексиканец” по Дж.Лондону в
соответствии с символикой оккультизма<22>.
После Минска пути Б.М.Зубакина и его молодых друзей разошлись. Стоит
что этот удивительный человек, обладавший сильнейшей силой внушения, ярким
талантом поэта и литератора, и, м.б., еще более ярким - скульптора, этнографа,
воспитателя, так и не смог ни разу надолго объединить людей. Ему до конца осталась
верна только А.И.Цветаева, попавшая под обаяние “мага” еще в начале 20-х гг. и
сохранившая восторженную и благоговейную память о нем до конца своей жизни<23>. Но
то, что Зубакин сделал для Аренского, а через него - для М.А.Чехова и В.С.Смышляева, не
пропало даром: к этому времени в Москве уже существовал Орден тамплиеров.
Вопрос о том, кто первым “подвел” этих друзей к Карелину, остается до сих пор
открытым, хотя наиболее вероятными кандидатами все же остаются Аренский и
Завадский, а время - конец 1921 или начало 1922 г. Примечательно, что к этому же
времени относится знакомство Завадских с двоюродным братом Аренского, тогда
молодым астрономом, а затем композитором и фольклористом С.А.Кондратьевым,
который наезжал в Москву из Петрограда и получил посвящение в Орден вместе со своей
63
женой, индологом и переводчицей М.И.Клягиной, скорее всего, от самого Карелина, как
то заставляют думать некоторые его стихи<24>.
Отец Кондратьева был директором Пулковской обсерватории, игравшей, к слову
сказать, большую и до сих пор еще не оцененную роль в культурной жизни
Петербурга/Петрограда, а с указанного момента ставшей, как можно догадываться, одним
из центров по распространению в научной среде Петрограда тамплиерских идей. Именно
там, по-видимому, произошло первоначальное знакомство Ю.А.Завадского с уже
упоминавшимся мною М.М.Брендстедом (литературный псевдоним – М.Артемьев),
обрусевшим датчанином, анархо-мистиком и тамплиером, сблизившимся с Карелиным и
после смерти последнего даже вошедшим в так называемый Карелинский Комитет
(Комитет по увековечению памяти А.А.Карелина, созданный по аналогии с таким же
Комитетом Кропоткина).
С Пулковом связаны имена метеорологов (астрономов) тамплиеров А.А.Синягина<25>
и М.А.Лорис-Меликова, из которых первый был связан с нижегородским кружком и с
известным синологом Ю.К.Щюцким, а через него - и с кругами петроградских
востоковедов, с которыми через П.К.Козлова и совместные с ним монгольские
экспедиции связан был и С.А.Кондратьев. О значении Пулкова в тамплиерском движении
свидетельствуют также аресты в 30-х гг. ряда его научных сотрудников по обвинению в