Митроны
Шрифт:
В течение многих лет внимание исследователей привлекает одна исключительная особенность, роковым образом отразившаяся на судьбах представителей революционной элиты 1917–1923 гг. Почти все они стали жертвами политической системы, ими же созданной. Из 62 ещё живых в 1936 г. представителей революционной элиты 44 человека (71%) стали жертвами политических репрессий в 1937–1938 гг. [84] Их судьба отражена в табл. 1.3. Новая элита понесла почти такие же чувствительные потери, как и другие выделенные нами подгруппы. К высшей мере наказания были приговорены 67% представителей новой элиты (18 из 27), 73% — старой (11 из 15) и 75% из состава её ядра (15 из 20). На скамье подсудимых в 1935–1938 гг. в ходе показательных процессов оказалось 15 представителей революционной элиты. Из них четверо были из новых и только трое относились к старой гвардии [85] . Видимо, «людям дела», о которых писал Левин и которые после 1920 г. взяли в свои руки бразды партийного правления, не удалось построить новый мир и стать его полноправными хозяевами. Этот вопрос мы подробнее обсудим в главах 2 и 3.
84
Из 78 представителей революционной элиты 16 человек умерли до 1936 г. В их число входят и те, кто был убит (Л.Д. Троцкий) или умер в тюрьме (К.Б. Радек и Г.Я. Сокольников). Хотя А.А. Иоффе, С.М. Кирова, В.В. Куйбышева, Г.К. Орджоникидзе и М.П. Томского не считают жертвами сталинизма, некоторые из них с большой долей вероятности также могут быть отнесены к этой категории. Томский был бы расстрелян,
85
В это число входят Г.И. Сафаров и П.А. Залуцкий, которые якобы входили в Ленинградскую контрреволюционную зиновьевскую группу (суд над ними состоялся в январе 1935 г.). В 1936–1938 гг. ещё 13 человек оказались на скамье подсудимых на трёх так называемых больших московских процессах.
Джорж Хопт и Жан-Жак Мари, досконально изучив судьбу высших партийных чиновников (по материалам из энциклопедии «Гранат»), выступили с критикой, по их словам, «расплывчатого и слишком упрощённого понятия «большевистская старая гвардия»». Они полагали, что среди большевиков не было людей, которых можно отнести к какому-то одному определённому типу [86] . Это утверждение, во всех отношениях верное, крайне важно для нас. Можно согласиться с Моссом и другими исследователями, выделяющими в рядах революционной элиты группы новых и старых большевиков, и 1920 г. является разграничительной линией. В то же время нам известно, что кадровый состав ядра революционной элиты, в которое входили 23 человека, не изменился даже после 1920 г., так что, по-видимому, различия между старой и новой элитами не являлись непреодолимой пропастью. Более того, мы не можем убедительно классифицировать их по месту рождения или национальности, по уровню образования либо по принадлежности к тому или иному социальному слою. В обеих подгруппах были и рабочие, и интеллигенция, и русские, и нерусские. Революционная элита всегда была неоднородна, и предполагая, что члены ЦК «из простонародья» постепенно вытеснили своих образованных предшественников, мы чрезмерно упрощаем ситуацию.
86
Makers of the Russian Revolution / ed. G. Haupt and J.-J. Marie. — London, 1974. P. 22. Хопт и Мари изучали биографии партийных деятелей, представленных в энциклопедии «Гранат». Мы полагаем, что объект их интереса имеет много общего с предметом наших исследований — революционной элитой (членами ЦК).
Кроме того, представители старой и новой элиты обладали особыми характеристиками, отличавшими их как от низших партийных чинов, так и от остальных членов советского общества. Все они были в прошлом подпольщиками — это, пожалуй, их главная особенность. Их нельзя сравнивать и с представителями следующего уровня в партийной иерархии — делегатами партийных съездов. Например, около 94% представителей новой элиты — это старые большевики. Для сравнения, из 552 делегатов, присутствовавших на съезде РКП(б) в 1922 г. к этой категории могут быть отнесены лишь 48% (более 200 человек; см. табл. 1.4). По-видимому, именно это подразумевал Ленин, когда писал Молотову накануне XI съезда РКП(б): «…в настоящее время пролетарская политика партии определяется не её составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией» [87] . Ветераны этой старой партийной гвардии — иными словами, революционная элита 1917–1923 гг. — имеют много общего с членами ЦК, впервые избранными в его состав в 1923–1934 гг. (мы будем рассматривать их как молодых новобранцев ранней сталинской элиты во второй главе настоящей работы). Хотя старых большевиков в последней группе было несравнимо меньше. Так как же можно охарактеризовать революционную элиту и молодых новобранцев? В большинстве своём это коммунисты приблизительно одного возраста и сходного опыта. Они родились до 1901 г. и выросли в царской России. Эти люди — революционеры, активные участники событий 1917–1920 гг. Где между ними проходила трещина, станет ясно лишь с началом сталинских репрессий.
87
Ленин В.И. ПСС. Т. XLV. С. 20.
Старые большевики
Среди членов ЦК нельзя выделить кого-то в качестве типичного представителя революционной элиты. Однако Николай Николаевич Крестинский и Андрей Андреевич Андреев в какой-то степени могут служить примерами её признанных типов. Крестинский — образованный человек, представитель интеллигенции, Андреев — сын крестьянина. На пике своей карьеры и Крестинский, и Андреев были членами Политбюро: Крестинский в 1919–1921 гг., а Андреев с 1926 г. Однако в период с 1917 по 1923 г. они не входили в число политических фигур первого ряда.
В 1918–1922 гг. Николай Крестинский служил наркомом финансов. В 1921–1930 гг. — полпредом в Веймарской Германии. С 1930 г. он — заместитель наркома иностранных дел СССР. На этом посту Николай Николаевич оставался до 1937 г. [88] С 1919 г. по март 1921 г. он также был секретарём ЦК РКП(б) и входил в состав Политбюро и Оргбюро. Крестинский избирался в ЦК в 1917, 1918, 1919 и в 1920 г., но не переизбирался в его состав ни в марте 1921 г., ни в апреле 1922 г., ни на последующих съездах партии. Крестинского расстреляли в 1938 г. в возрасте 55 лет. Его дочь, Наталья Крестинская, позднее писала об отце как об «интеллигенте старой школы», однако его нельзя считать типичным представителем эмигрантской среды. После революции Крестинский занимался главным образом внешней политикой. А ведь он не знал иностранных языков и до 1917 г. не принимал участия ни в одном из заграничных съездов партии. Нельзя его отнести и к партийным теоретикам — он не оставил после себя значительных работ.
88
Недавние публикации, посвящённые Н.Н. Крестинскому: Соколов В.В. Н.Н. Крестинский — революционер, дипломат (1883–1939) // Новая и новейшая история. 1989. № 5. С. 120–142, Попов Н. «Был и остаюсь большевиком» // Возвращённые имена: Кн. 1. М., 1989. С. 299–314. Хотя и тенденциозные, но представляющие интерес показания Крестинского на суде 1938 г. см.: The Great Purge Trial / ed. R.C. Tucker and S.F. Cohen. — N. Y., 1965. Краткую биографию Крестинского см.: Энциклопедический словарь «Гранат»… С. 462; Состав руководящих органов Центрального Комитета КПСС — Политбюро (Президиума), Оргбюро, Секретариата ЦК (1919–1990 гг.) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 104.
1.1. Николай Крестинский, 1927 г. (РГАКФД. г. Красногорск)
Будущий большевик Крестинский родился в 1883 г. в провинциальном городе Могилёве. Его родители — украинцы по национальности, но Могилёв — это территория будущей Белоруссии. Они являлись, по-видимому, типичными представителями обрусевшей интеллигенции, которую в то время можно было встретить во всех уголках Российской империи. И хотя в партийных документах Крестинский значился как украинец, его карьера никак не связана с Украиной. В молодости его отец увлекался нигилизмом, но остепенившись и став главой семейства, преподавал и занимался административной работой в Могилёвской классической гимназии. Николай Крестинский в 1901 г. окончил Виленскую гимназию (в современном Вильнюсе). В последних классах он, юноша 16 или 17 лет, увлёкся радикальными политическими идеями под влиянием одного из своих учителей, сторонника марксизма. В отличие от большинства своих современников, большевиков-интеллигентов, Крестинский получил высшее образование: в 1907 г. окончил юридический факультет Санкт-Петербургского
В марте 1917 г., после свержения самодержавия, Крестинский участвовал в работе проходившего в Петрограде Всероссийского совещания Советов, был делегатом Всероссийского демократического совещания, собравшегося осенью того же года. Но главная его деятельность проходила по месту ссылки. В апреле 1917 г. Крестинского избрали председателем Уральского областного комитета большевистской партии, кроме того, он был заместителем председателя Екатеринбургского городского комитета партии. В августе 1917 г. на VI съезде РСДРП(б) его заочно избрали в ЦК. Таким образом, он стал одним из немногих представителей глубинки в ЦК. Очевидно, в то время партия всецело полагалась на Крестинского. В значительной степени благодаря его заслугам большевикам удалось установить контроль над местными советами Урала, в ходе Октябрьской революции он был председателем Екатеринбургского военно-революционного комитета. Определяющую роль в его судьбе сыграл перевод в центральные органы власти. Видимо, Ленин следил за работой Крестинского на Урале и оценил его усилия и энергию. Как бы то ни было, в декабре 1917 г. Крестинский вернулся в Петроград в качестве делегата от Пермской губернии для участия в работе несостоявшегося Учредительного собрания. Образованный и энергичный, обличённый к тому же доверием партии, Крестинский вскоре стал комиссаром Народного банка и членом Коллегии наркомата финансов РСФСР. Хотя он не поддержал подписание Брест-Литовского мирного договора, это не помешало его переизбранию в ЦК на VII съезде партии. Когда в марте 1918 г. столица официально была перенесена в Москву, Крестинский остался в Петрограде в качестве заместителя комиссара Народного банка. Так как он имел юридическое образование, то какое-то время был «комиссаром юстиции» эфемерного Союза коммун Северной области.
В августе 1918 г. в возрасте 34 лет Крестинский возглавил Народный комиссариат финансов (Наркомфин). Он получил это назначение, скорее всего, благодаря опыту работы в Народном банке. Формально он занимал этот пост до октября 1922 г., хотя уже в 1921 г. отправился в Германию в качестве полпреда СССР. Наряду с должностью наркома финансов с ноября 1919 по март 1921 г. Крестинский был секретарём ЦК. Однако он не занимал сколько-нибудь значительных постов в действующей армии, поэтому не участвовал в проведение продразвёрстки и не был военным комиссаром. В марте 1921 г. Крестинского не переизбрали в ЦК. По-видимому, Ленин больше не доверял ему, несмотря на то или, наоборот, из-за того, что в конце 1920 г. Крестинский близко контактировал с ним. В 1920–1921 гг. Крестинский принял сторону Троцкого в острой полемике с Лениным по поводу роли профсоюзов. За два года до этого он также разошёлся с лидером партии во мнении относительно заключения Брест-Литовского мирного договора [89] .
89
Н. Попов в своей статье «Был и остаюсь Большевиком» (С. 307 и далее) пишет, что в девятом томе «Биографической хроники» Ленина Крестинский упоминается чаще, чем прочие деятели. Исключением является лишь нарком иностранных дел Чичерин. Жена Крестинского, врач по профессии, ухаживала за Лениным. Заслуживает внимания ещё один факт: в 1938 г. Крестинский свидетельствовал, что в 1921 г. он противился своей отправке в Германию, так как не знал страну и считал новое назначение политической ссылкой. См.: The Great Purge Trial… P. 220, 620f.
В 1920–1930-е гг. Крестинский занимал важные посты в наркомате иностранных дел. После 1921 г. он в качестве делегата участвовал в работе всех съездов РКП(б) (кроме XV съезда в 1927 г.) и с февраля 1924 г. был членом Всесоюзного Центрального Исполнительного комитета (ЦИКа). Однако его больше не избирали в ЦК. В 1927 г. Крестинский поддерживал Зиновьева, Троцкого и других сторонников оппозиции в противостоянии сталинско-бухаринскому большинству в ЦК и Политбюро. Однако в 1928 г. он публично порвал с оппозиционерами. В мае 1937 г. Крестинский был арестован и исключён из партии. В марте 1938 г. он предстал перед судом как один из главных обвиняемых на показательном процессе по делу Антисоветского правотроцкистского блока. Судебный процесс был показательным. Бухарин, Рыков другие 15 обвиняемых признали себя виновными, несмотря на всю абсурдность обвинений, в государственной измене, терроризме, шпионаже и участии в антиправительственном заговоре. Только Крестинский отказался признать свою вину. Это был один из самых драматичных моментов процесса: на первом же заседании бывший адвокат отказался от ранее подписанных им показаний и заявил о своей невиновности. На следующий день Крестинский пересмотрел свои показания и признал свою вину, но это уже не могло его спасти. Его признали виновным, и через два дня после вынесения приговора он был расстрелян, как и большинство других обвиняемых [90] .
90
Там же. С. 36, 49–60, 154–158, 220–245, 619–625. См. также: О партийности лиц, проходивших по делу так называемого антисоветского правотроцкистского блока // Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 69–85.
Андрей Андреев представляет собой другой пример большевистского лидера, но несколько иного типа [91] . Он был на 12 лет моложе Крестинского и происходил из социальных низов. Андреев занимал высокое положение среди соратников Сталина: в 1926–1952 гг. был бессменным членом Политбюро, в 1945–1953 гг. — заместитель председателя Совета министров СССР. Как и Крестинский, являлся уроженцем одного из западных регионов России — Смоленской губернии. Родился в 1895 г. в бедной крестьянской семье. Его мать батрачила в течение 13 лет, её отец был крепостным. Андрей оказался сообразительным ребёнком, но он лишь два года провёл в деревенской школе — с восьми до девяти лет. Его дядя жил в Москве, где работал дворником. В 1905 г. отец Андрея последовал примеру своего брата и переехал в Москву со всей семьёй. Несколько лет мать, отец и трое детей ютились в тёмной, крохотной клетушке в промозглом и сыром подвале. Вскоре они вернулись в деревню. Андрей остался в Москве, там он какое-то время служил в трактирах, где выполнял грязную работу. В 15 лет он кочевал по Южной России и Кавказу, перебираясь из города в город в поисках заработка. Первая мировая война изменила его жизнь к лучшему: он приехал в Петербург (уже переименованный в Петроград) и нашёл работу, сначала в патронно-гильзовых мастерских, затем мелким служащим в страховой кассе Путиловского завода.
91
Мемуары Андреева были опубликованы прижизненно: Андреев А.А. О незабываемом: Очерки революционера-большевика. — М., 1972. Второе — самое лучшее — издание этой книги подготовила его дочь Наталья Андреева. Помимо текста, который остался без изменений, во второе издание включены личные письма и воспоминания друзей и членов семьи. См.: Андреев А.А. Воспоминания, письма — М., 1985. См. также: Андреев А.А. О Владимире Ильиче Ленине. — М., 1965. 1-е изд.; Энциклопедический словарь «Гранат»… С. 349; Герои Октября… Т. I. С. 75–77; Состав руководящих органов ЦК… С. 83.