Мое побережье

Luft_waffe

Пол. Чертовых. Часа.

Угомонись, иначе выткнешь себе глаз.

Распустив хвост и едва не заскулив от состояния волос, воткнула плойку в розетку. Положение хуже губернаторского. Привести себя в более-менее презентабельный вид за тридцать минут — гиблое дело.

Все бы, возможно, было куда проще, если бы кое-кто не опутывал собственную жизнь сетью никому не сдавшихся запретов и хоть раз в год отвечал взаимностью парням, оказывающим какие-никакие знаки внимания, а не ожидал у моря погоды.

Распахнуть платяной шкаф, бесцельно вглядываться

в его содержимое, забывая задаться вопросом, что надеть. Я с трудом подавила желание осесть на пол, понимая, что это — самая худшая часть сборов.

Господи, ты собираешься на обыкновенную дружескую прогулку.

Раздвинула вешалки, упорно борясь с резким приступом паники. А вдруг не дружескую? Хоть я и абсолютно не смыслю во всех деталях нормальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной, нет необходимости быть гением, дабы понять, что целующий в щеку при первой же встрече парень — не лучший кандидат в список приятелей.

Платье? Джинсы и свитер? Джинсы и футболка? Юбка и блузка? Голова шла паническим кругом, одежда рябила перед глазами. Выхватив с полки серые штаны и придирчиво осмотрев те, повернулась к белому резному зеркалу во весь рост в углу, подле кровати, и наскоро скинула домашние шорты.

Череда тяжелых вздохов с привкусом разочарования. Обтягивающие и севшие после стирки джинсы бескомпромиссно отказывались сходиться на талии и налезать. Кто заикался про купленное печенье? Дьявольщина.

Я бесцеремонно откинула деталь гардероба, с раздражением выдвинув ящик комода и копаясь в горе колготок. Черные? Телесные, плотные, капроновые? Белые полетели на покрывало. Через пару секунд раздумий отправились обратно к собратьям. Телесные.

По возвращению в ванную отведенное время сократилось на десять минут. Еще столько же ушло на то, чтобы хотя бы немного завить концы.

Собираешься, как на свидание.

Я гнала дурацкие мысли прочь, постепенно утомляясь от не самых адекватных проявлений человеческой натуры, вроде дискуссий с альтер-эго. Вешалка звонко ударилась о заднюю стенку шкафа, когда я стянула тонкий светло-голубой джемпер. Судя по погоде, на улице еще не настолько ударил ноябрьский холод, чтобы наслаивать на себя рубашки, кофты и утепленные на сотню раз куртки.

Некстати вспомнилась парка-маргинал, после походов Тони перекочевавшая в папин гараж со статусом «мягкой тряпки». Благо, не узнал, при каких обстоятельствах я убила несчастную вещь — он итак Старка недолюбливал. Вполне обоснованно.

Я даже успела сменить одну цепочку на другую и надеть со скуки сережки, когда позвонил Киллиан. Мои окна выходили во двор да к соседям, и я немножко пожалела, что не могу выглянуть за кружевную шторку и морально подготовиться к встрече. Не дай бог увидеть Майку, как я сажусь в машину с неизвестным парнем.

А он узрит. О, непременно. Роль блюстителя закона и порядка у него в крови.

Я на ходу наматывала шарф и ныряла в рукава пальто, раз за разом поправляя задирающуюся юбку. Вот чего точно не хватало, когда нервы без прочего

на пределе.

— Я поехала, ключи беру. — Папа объявился в проходе, и по нарочно расслабленной позе я догадалась, что первым делом, едва захлопнется дверь, он прилипнет к окну.

— Хорошо повеселиться, — до предела наигранная безучастность даже для него.

Пробубнив под нос сомнительное: «Угу», выправила волосы из-под ворота. Повеселиться. Здорово бы знать, насколько двусмысленным может оказаться пресловутое пожелание.

«Твой нынешний похож на него, по-моему, очевидно».

Я спускалась по ступеням в удивительно не промозглую ноябрьскую субботу, пряча нервную улыбку за закушенной губой, где возле золотисто-оливкового «Ниссан Патрол» стоял живой, не сокрытый сетью и разделявшими километрами, Олдрич Киллиан.

Уж лучше бы Роджерс.

Интересно, что бы он подумал, если бы я развернулась на сто восемьдесят и опрометью кинулась в дом?

Что я вообще, черт побери, делаю?

— Привет, — я не знала, как следует с ним общаться на короткой ноге, но Киллиан оборвал все мысли и пути к отступлению, шагнув навстречу и протянув руку для неформального объятия.

— Привет, — уже и забыла, какой он высокий — порядком на добрую голову. Пусть ростом я пошла в Майка, но на его фоне чувствовала себя карликом. — У тебя приятные духи.

— Ам, — затащите меня в ад и избавьте от необходимости реагировать на… комплимент? — Спасибо, — смешок с нотками истерики сдержать не удалось. Олдрич, возможно, принял это за смущение.

— Отсюда сорок минут езды, — он передвигался впереди меня, и, стоило подойти к двери, с удушливой вежливостью открыл ее.

— Спасибо большое, — господи, как с ним после такого в машине ехать? Я старалась не запнуться и усесться без позорящих катастроф, однако руки предательски не слушались, готовые подвести при любом удобном случае и лишить точки опоры.

Попыталась вспомнить, когда мне последний раз хоть кто-нибудь оказывал подобные знаки внимания. На ум пришло безотрадное слово «никогда».

А, может, он просто хорошо воспитан? «Слишком хорошо», — тут же вмешался ехидный внутренний голос. И я, дура, выдумываю всего раньше времени…

Или ему что-то от меня нужно. Параноик в груди бунтовался и стучал о ребра, взывая к рассудку. Данная теория определенно не находила отзыва симпатии.

Сомневаюсь, что Киллиан вывезет меня в лес, изнасилует, ограбит и убьет, но кто разберет парней.

Он сел за руль, заводя мотор. Радиоприемник огласил салон стартовавшей с начала музыкой — явно диск. Киллиан вырулил на дорогу; мне осталось лишь поежиться в жалкой попытке слиться с сидением. Не к месту представилось, что весь этот спектакль видел отец.

Отлично. Не хватало, чтобы он начал думать, будто у меня появился парень.

«Может быть, я жил ради выходных, может быть, я жил ради своей холодной души…»*

Благо, голова с утра не болела — иначе ритмичные мотивы очень скоро свели бы с ума.