Мое побережье
Шрифт:
Если это балансирование на канате «по-дружески — не очень» затянется, не переваливаясь в русло отнюдь не приятельской стадии, то я согласна даже проехать десяток метров. Олдрич убрал одну ладонь с бока, второй рукой направив меня к мотоциклу, и пришлось со вздохом мученика сдаться.
Надеюсь, он не принимает любую мелочь на свой счет. Я не имела ни малейшего представления, как мягко давать отпор человеку, намерения коего в твой адрес весьма однозначны, и больше всего опасалась наступления «неловкого момента», когда, что говорится, либо ты, либо тебя. Впрочем,
Каждый шаг напоминал игру в кошки-мышки.
Я неловко взгромоздилась на сидение, а следом байк запружинил от веса Киллиана, усевшегося позади.
Чувство полнейшей незащищенности с «открытого» тыла. Я напряглась, не зная, куда деть руки, и бездумно вперив взор к рулю.
— За что мне держаться?
— За что хочешь, — Олдрич нагнулся к ручкам, прижавшись грудью к моей спине.
Впрочем, было не до этого: всполошенный страх липкими тоненькими лапками начал опутывать все тело, забирался в подкорку, щекотал и без того ошалевшее сердце.
— Стой, стой! — не думая, сжала запястья Киллиана и зажмурилась. Секунда, другая.
Теплое дыхание шевелит волосы, а вместе с ним слуха достигает легкий приглушенный смешок. Я раскрыла глаза: мотоцикл никуда не сдвинулся; мужской подбородок уперся в плечо.
— Он сломан, — пояснил Олдрич, чуть отстраняясь, когда я повернула к нему голову. — Давно и безнадежно. У тебя было такое забавное лицо, когда я предложил прокатиться, — улыбка, сквозившая в чертах лица, не была насмешливой. Теплая и немного домашняя — хорошо подходящие определения. Не вернуть ее было невозможно. — Сложно устоять.
С игривым настроем отчего-то пришло расслабление. Странное, учитывая факт, что он все еще находился в зоне моего комфорта и, судя по взгляду, не собирался покидать оную по собственной воле.
— Ты что, садист?
— А ты — мазохистка, раз добровольно села за руль.
— У меня не было выбора! — с притворной укоризной. Или не такой уж и наигранной, фактически.
— О, конечно, — новая фраза-паразит в копилке наравне с «понял», которая мне почему-то нравилась. Вернее выразиться: нравился тон, с которым Киллиан ее произносил, напоминая царственную птицу большего полета. — Еще скажи, что я тебя заманил сюда хитростью и намереваюсь пустить на суп, — он полностью отстранился, ныне касаясь моего тела только коленками.
Я сощурилась, пробуя придать себе вид недовольного подозревателя.
— Кто тебя знает. Какие планы ты вынашиваешь в голове.
— Помимо тех, что я разрабатываю техно-органический вирус, переписывающий генетический код? — Олдрич подключился к игре и скрестил руки на груди.
— Помимо этих мелочей и завоевания мира, — я кивнула и сделала несколько поползновений слезть, не с первого раза и отнюдь не грациозно встречаясь двумя своими с землей. Послышался полусмешок-полуфырканье.
— Ну, ты будешь моим первым суперсолдатом.
— А опыты, как я понимаю, начнутся здесь и сейчас?
Киллиан повел плечами и в свободной, явно выработанной годами манере соскользнул с мотоцикла; я невольно позавидовала плавности
— Не здесь — дома, — отряхнул штанину, двинулся ко мне. Умостив руку на плече, мягко подтолкнул к выходу из гаража. — Чем больше запертых дверей, тем выше безопасность.
— И что, ты создашь целую армию? На кой? — диалог шел не так стихийно, как, допустим, бесконечные дружеские споры с Тони, но… может, витающее в воздухе, слабое напряжение характерно для первых встреч? Образно выражаясь; вечеринка на пляже ознаменовывалась большим количеством народа, которые, пусть и фигурируя вдалеке, создавали неопределенный ореол защищенности.
В голову закрались мысли о том, что с Брюсом сего явления не возникло — «приятельская волна» установилась сразу, говорить с ним было приятно и незатруднительно, слова воистину лились нескончаемым потоком, и хотелось обсудить все на свете: любит он чай или кофе, где покупал наивкуснейшие пончики с сахарной пудрой, на самом ли деле ему нравятся истории о Шерлоке Холмсе и почему. Превращаться неожиданно для самой себя в подобие экстраверта, покуда, как правило, болтливый до безобразия Тони молча пил чай и лишь изредка дополнял дискуссию репликами.
С Киллианом было сложнее. В его обществе я не чувствовала себя раскрепощенно, тщательно подбирала произносимые слова, возвращала улыбку не до конца искреннюю. Может, теория о «своих» людях действительно имеет место быть? Как иначе объяснить летящее притяжение к одним, которых чувствуешь, точно самих себя, не контролируя речь и незаметно делясь всем без разбора, и сковывающую опаску по отношению к другим?
Будь я смелее и бесцеремонней, обязательно попросила бы у Брюса номер и была счастлива от одной лишь возможности дружить, но мне, увы, даже представлять было неловко, что он обо мне подумает, обратись я с сего рода просьбой. Не исключаю, что Олдрич хороший парень, но…
Мы будто выпали из разных коробок пазлов.
— Все то же вселенское господство, забыла? — он повернул ключ в замочной скважине, и за дверью послышалось шкрябание да тихое поскуливание. — Но сперва напою тебя чаем… Ахилл!
Золотистый ретривер подал звонкий голос и подпрыгнул на задних лапах, готовый сбить Киллиана с ног порывом отчаянной собачьей преданности.
Мне удалось временно избежать нападения, спрятавшись за спиной Олдрича. Ахилл тянулся дружелюбной мордой к лицу, периодически чмокая длинным языком и пытаясь облизать зажмурившегося Киллиана.
— Ну, все-все, — он почесал собаку за ухом и коротко наклонился вперед, подставил щеку, сдаваясь, что против воли вызвало у меня улыбку. — Прекращай шалеть. Надеюсь, ты не боишься собак, — обратился ко мне, — а то эти больно любвеобильные.
— Не боюсь, — подбежавшая дворняжка, с любопытством обнюхивающая сапоги, была совсем маленькой, игриво махала хвостом и взирала с чистейшим доверием. Нотти, надо полагать; вспомнилась фраза о том, что собаки помнят доброту. — Привет, — я присела на корточки, поглаживая пальцами черепушку размером с собственную ладонь. Шерстка оказалась мягкой и гладкой на ощупь.