Мои дорогие привидения

Котейко Алексей

Парень завопил – искажённый крик прозвучал слабенько, отдалённо – и кинулся бежать по дороге, но заколдованная река со скоростью бешеного горного потока ринулась следом и в мгновение ока настигла беглеца. Вода завертела его, вскинула вверх, ещё и ещё, ломая и сокрушая. А в эпицентре водоворота, на совершенно сухом берегу, стояла, скрестив на груди руки, юная русалка и, подняв голову, яростными глазами следила за происходящим.

Глава 16. Ночная дорога

Никогда

ещё Федя не задерживался в прошлом так долго. День уже догорал, лес наполнился вечерними тенями, а они всё продолжали сидеть над оврагом. Несколько раз писателю приходилось прятаться в густых зарослях чуть ниже по склону – например, когда примчался пропылённый зелёный УАЗик, и из него выскочил одетый в камуфляж рослый мужчина с кустистой бородой. Увидев то, что осталось от тела парня, он сперва схватился за голову, а потом, кинувшись к семнадцатилетней Оксане, обнял её и прижал к себе.

Девушка взахлёб рыдала на груди у отца, а тот совершенно растерянным взглядом осматривал место происшествия. С момента ссоры и до того, как появился Христофор Михайлович, прошло около часа, и Фёдор даже заподозрил было, что у многочисленной родни русалки имелись некие собственные средства связи друг с другом. Однако потом парень вспомнил Ивана, приехавшего к Наине Киевне с новостями о заболевшей сестре – и понял, что просто так сложились обстоятельства. Скорее всего, и водяной, и его дочь, и погибший парень были в Дубовеже, а Христофор Михайлович либо заранее условился с Оксаной о том, где её забрать, либо отправился разыскивать девушку целенаправленно.

Дальнейшие события промелькнули невзрачной серой чередой. «Скорая» увезла тело. Милиционеры некоторое время выискивали на берегу следы и расспрашивали Оксану. Потом они уехали, а следом укатил и УАЗик водяного, забравшего дочь. Приезжали ещё какие-то люди – в одном Федя распознал эксперта-криминалиста, поскольку тот повторно и очень тщательно прочесал весь клочок речного берега, и даже упаковал в пакетики какие-то предметы. Кажется, это была пара сигаретных окурков. Другой определённо был репортёром: он быстро сделал несколько снимков берега с разных точек, и тоже отправился восвояси.

«В Дубовеже есть собственная газета?» – удивился писатель.

Всё это время двадцатичетырёхлетняя Оксана продолжала сидеть, уткнув лицо в колени, и только порой её плечи снова начинали вздрагивать от сдавленных рыданий. Иногда этот плачь прорывался стоном раненого животного, но русалка упорно не меняла ни место, ни позу. Наконец, когда сумерки уже совсем окутали лес, девушка медленно поднялась.

– Я хочу, чтобы ты это предотвратил, – без обиняков заявила она.

Фёдор судорожно сглотнул, бросил взгляд на противоположный берег. Поразмыслил, подбирая слова.

– Оксана, мне такое не по силам. Никакой моей фантазии не хватит придумать средство, которое усмирило бы реку.

– Это и не нужно, – мотнула головой девушка. – Я показала тебе

тот день, чтобы ты увидел, к чему всё пришло. Ты можешь переместиться в более раннее время, и исправить там, спокойно и без риска для себя.

– Дело не в риске, – попытался было объяснить парень, но прервался и махнул рукой. – Я попробую. Только мне придётся расспросить тебя, потому что…

– Потому что нужно знать, чтобы составлять план и действовать, – кивнула она. – Семь лет назад я убила своего парня. Потому что подозревала его в измене и ещё потому… Потому… – русалка болезненно вздрогнула, схватилась ладонью за горло, с тоской оглянулась на реку.

– Потому что это он сказал? – понял Федя. – «Нелюди»? Это были его последние слова.

Оксана всхлипнула и, не в силах говорить, лишь кивнула.

– Ты уверена в факте измены?

Она отрицательно замотала головой. Писатель деликатно принялся разглядывать вечерний лес, и минуты через две-три снова услышал голос девушки:

– Я даже сейчас не знаю, как было на самом деле. Может… может даже, ничего и не было.

– Когда случилась измена?

– В вечер выпускного бала. Мы поссорились накануне, и я пошла на бал сама, а он сам.

– Как его зовут?

– Дима. Его звали Дима Игнатьев, – прошептала русалка.

– Вы поссорились, – напомнил парень.

– Да. Я пришла одна, думая, что мы встретимся уже там и помиримся. А он пришёл с другой.

– С кем? Если это важно.

– С Олей Ильюшиной. И да, это важно, потому что это она, я почти уверена, что она, рассказала ему о том, кто я. Кто такие все мы, – Оксана принялась расхаживать туда-сюда, заламывая руки и дрожа в мелком ознобе. – Я ведь не хотела, чтобы он так узнал. Не все же такие дружелюбные, как ты! – она с тоской посмотрела на писателя. – Чтобы нормально восприняли, присмотрелись, не спешили с выводами…

Федя невесело усмехнулся.

– Конечно, я собиралась ему сказать, только попозже. Подготовить сперва, потихоньку, ну, чтобы без шока. Но когда он сказал это там, у реки… Я поняла, как он на меня смотрит. Никогда так не смотрел. Это было больнее, чем если бы ударил. Он сказал – а я не отрицала. И он начал уходить, а я… мне…

Девушка снова закрыла лицо руками.

Выждав несколько минут, Фёдор тихонько прокашлялся и, стараясь говорить как можно мягче, спросил:

– Это от Ольги ты узнала об измене?

Оксана кивнула.

– Но Ольга могла и соврать.

Ещё один кивок.

– Ясно, – писатель задумчиво окинул взглядом уже почти стёртый темнотой пейзаж. – Думаю, нам пора.

Они спустились на дорогу, перешли по мосту реку и направились в Дубовеж. Там, на окраине, спасительная дверь ждала под видом калитки в маленьком загончике для кур.

– Ольга ещё живет тут, в городе? – спросил Федя, пока они медленно брели по дороге.

– Нет. Она уехала, теперь в Петербурге живёт. Замужем.